Друст не заметил, как одна молоденькая пушистая елочка пододвинулась ближе. Снег позади нее остался нетронуто-пышным.

Мягкие иголки погладили охотника по спине – он не обернулся. Тогда елочка встала совсем рядом и осыпала ему лицо снегом – легким, словно девичий поцелуй.

Друст недовольно тряхнул головой – и тут мягкие елочкины лапы обхватили его грудь и плечи, лаская нежно и настойчиво, словно руки. Еще мгновение – и они действительно приняли облик рук, зеленых и поросших хвоей.

Человек гневно вскочил, обернулся.

Позади него стояла лесная дева. Молодая елочка, припорошенная снегом, – и широкобедрая девушка, едва прикрытая белой одеждой. Лесная улыбалась ему – призывно и чуть удивленно от его отказа.

– Я не звал тебя! – крикнул Друст.

Лесная протянула ему руки-ветки.

– Ступай прочь! Ищи себе других любовников!

Она закрыла лицо еловыми лапами, словно заслоняясь от удара, и – лес вокруг мгновенно изменился.

Больше не было ни березняка, ни опушки, ни луга. Серое небо. Ревущий ветер качает кроны исполинских елей. Морозно так, что трудно дышать. Куда ни шагнешь – под снегом буреломы. Тут и там из-под снега торчат остовы сухих деревьев, похожие на скелеты исполинских зверей, в десятки раз больше самого крупного медведя.

Нечего и думать превратиться в коня – он сразу переломает ноги в этой заснеженной чаще. Приходится выбираться на двух ногах…

– Так зачем было обижать бедную Лесную?

Друст прошел под деревьями, согнутыми под тяжестью снега, словно арка, – и очутился в крохотном просвете посреди чащи, который после буреломов показался ему огромной поляной.

Там стоял чело… бог? В морозном воздухе искрились его исполинские рога, похожие на оленьи, но шире, чем у лося.

Охотник Аннуина склонился перед одним из Великих.

– Так зачем было обижать бедную Лесную?

– Я не обижал. Она вздумала…

– Ты ей понравился.

– Но я люблю другую!

– И что? Это причина обижать маленькую Елочку?

Друст гневно выдохнул.

Араун сочувственно покачал головой:

– Ты человек… до мозга костей человек. Ты можешь кричать на весь Аннуин о том, что ты отрекаешься от своей людской сущности, но мыслишь ты только по-людски. Всё так же верен, всё так же глуп. Только ваш народ настолько делит мир на свое и чужое.

Друст молчал. Что бы он мог возразить?

– Надо будет предупредить Седого: пусть не обольщается, пусть не пребывает в уверенности, что ты будешь с ним всегда. Ты вернешься к людям… и сомневаюсь, что это будет нескоро.

– В мире людей меня ничто не держит! – крикнул Друст, сжимая кулаки.

– Кроме тебя самого, – покачал головой Араун. – Тому, кто не способен отрешиться от «твое» и «мое», не прижиться в Аннуине.

Волк и Олень. Не враги – союзники.

– Что тебе в этом мальчишке? Глуп и горд, как все люди.

– Отличная приманка, – пожимает плечами Вожак. – Нам больше не приходится выискивать добычу: она толпами мчится на нас. Точнее, на него.

– А он слепо верит тебе…

– Что ж, он прав. Я не отдам его в добычу тварям – хотя бы потому, что он слишком мне нужен.

– Все эти века я поражаюсь, насколько ты беспощаден.

– Разве? Я же берегу этого щенка Рианнон… – Седой мрачно усмехнулся. – И потом: будь я другим, ан-дубно давно бы поглотило Аннуин. Ты это знаешь ничуть не хуже меня.

* * *

– Моя госпожа, – юный стройный сидхи вошел в ее покой и низко поклонился, – королева Рианнон ждет тебя.

Эссилт поднялась из-за ткацкого стана, всматриваясь в черты непрошенного гостя.

Молод? да, конечно. Только эта молодость черт не свидетельствует о юном возрасте. Такому юноше может быть и полдюжины веков, и больше.

Почтителен – и требователен. Что он принес – приглашение или приказ?

Эссилт не стала спорить. Не потому, что была готова подчиниться власти Рианнон, – просто Белая Королева была матерью Марха, а непослушание свекрови было для Эссилт столь же противоестественным, как, скажем, передвижение на руках.

Эссилт шла вслед за провожатым. За последние дни замок стал другим: меньше безыскусной красоты и больше хитроумного узорочья. Тонкие ветви деревьев сплелись (или сплетены?) в такие орнаменты, которые доселе Эссилт считала лишь порождением людского воображения. Сейчас она видела все эти узоры живыми, зеленеющими…

Зеленеющими – зимой?! Но в замке Рианнон нет времен года?

Двери тронного зала распахнуты. Там – вечный зеленый сумрак, звуки арфы, и Белая Королева восседает на троне.

Эссилт низко склонилась.

Рианнон жестом велела ей подойти:

– Ну, моя девочка, – милостиво изрекла она, – мне сказали, что ты научилась собирать туманы и ткать из них?

– Да, госпожа, – снова поклонилась Эссилт.

– Только понимаешь ли ты, для чего ты ткешь?

– Госпожа, меня приучили не проводить время без дела. Ты была так добра, что поставила ткацкий стан в моей комнате.

– Наивное дитя! – рассмеялась Рианнон. – Ткать из туманов, только лишь чтобы занять время?! Поистине, лишь люди могут быть так расточительны!..

Эссилт поклонилась еще раз:

– Тогда прошу, госпожа, объясни мне то, что я понять не в силах.

Насмешки Рианнон разбивались о тихую почтительность Эссилт, так что никто не рискнул бы сказать, была ли эта учтивость почти детской непосредственностью или изощренной хитростью.

Будь моя воля, я бы отправила эту девчонку к Марху! Пока они жили в мире людей, я радовалась такой невестке: она более чем полезна моему сыну.

Отличная жена для человеческого Короля Аннуина.

Но – в Аннуине?! Мало мне Риэнис!

Впрочем, Риэнис мне не соперница – некогда мой Пуйл пренебрег ею. А эта…

Ткет из туманов, будто из овечьей шерсти. Даже не удивится.

У нее всё получилось с первого раза. Как будто она не-человек.

Она уже стала частью Аннуина. Что будет дальше?!

Какую власть она получит, даже не заметив этого?

И смогу ли я этому воспрепятствовать?

– Платье из туманов поможет человеку войти в наш хоровод на Бельтан, – милостиво объяснила Рианнон. – Ты ведь мечтаешь стать наравне с нами, человеческое дитя?

Эссилт с улыбкой покачала головой:

– Наравне? Конечно, нет.