Только Богдан успел так подумать, как Абдаллах выбросил руку с кинжалом, и длинное лезвие, чуть чмокнув, вонзилось в выпуклый живот аль-Хасима.

Шейх на мгновение замер, а потом непроизвольно взмахнул рукой, в которой держал саблю. Богдан напрягся, пытаясь уклониться от возможной траектории движения лезвия, но Садам, державший левую руку землянина, успел вскочить и в свою очередь ударить аль-Хасима кинжалом в грудь – раз, второй.

Шейх повалился навзничь, так и не нанеся удар своим оружием. В этот момент Богдан мог бы попытаться вырваться, но, ошеломлённый произошедшим, он оставался неподвижен. Кроме того, он почти мгновенно осознал, что, пойдя на убийство патрона, эти люди могут теперь без колебаний зарезать и его самого.

Абдаллах встал и несколько мгновений взирал на неподвижное тело своего уже теперь бывшего хозяина, валявшееся в небольшой лужице крови. Через несколько секунд он, словно очнувшись, кивнул Саддаму:

– Быстро! Разберись с Абу-Керимом!

Старшина Садам коротко кивнул и исчез из палатки.

Абдаллах молчал, молчал и Богдан, ошарашенный развитием событий. Его правую руку по-прежнему прижимала к земле задница Салима, поэтому землянин и не пытался вырваться.

Спустя пару минут в шатёр вернулся Садам, вытирая кинжал полой хитона. На немой вопрос Абдаллаха он коротко кивнул. И Богдан понял, что Абу-Кериба постигла та же участь, только его, скорее всего, зарезали во сне.

Абдаллах медленно повернулся и посмотрел на Богдана, на правой руке которого по-прежнему сидел один из его подручных.

– Теперь ты нам расскажешь всё! – на тёмном бородатом лице медленно всплывала зловещая ухмылка.

Богдан смотрел на Абдаллаха и понимал, что это, возможно, один из самых страшных моментов всех его странствий. На островах в Торцевом океане и в открытом море на утлом тримаране было не так страшно – там всегда имелось несколько вариантов развития событий, и, кроме того, там ему противостояли либо тупые звери, либо совершенно бесстрастная стихия. Здесь и сейчас складывалась совершенно фатальная своей простотой альтернатива: или он сможет что-то доказать арабу с уровнем психологии жителя Средних веков, или же он будет убит или, как минимум, подвергнут калечащим пыткам, что сейчас практически равносильно смерти.

Житель большого современного города на Земле, Богдан уже успел заметить в себе любопытную особенность: в казалось бы безвыходном положении в мозгу включалась некая «программа», которая вела его по сложной ситуации оптимальным образом. Непонятно как, но «программа» эта выбирала наилучшие возможные решения, не позволяя сознанию скатываться в пучину безрассудного страха и паники, которые самым верным образом могли привести лишь к одному – гибели.

Глядя в дикие, налитые кровью глаза Абдаллаха, Богдан процедил, сам удивляясь своему внешнему спокойствию:

– Ну, смелый воин, готовый служить верой и правдой своему господину, теперь тебе остаётся только одно: либо резать меня прямо сейчас, либо принять на веру то, что я уже пытался тебе рассказать. Ничего иного я всё равно не смогу придумать – хоть режь меня на куски! – тут Богдан повысил голос и отвернулся.

Повернуть голову к Абдаллаху его застало остриё кинжала, упёршееся в шею. Абдаллах давил так сильно, что Богдан почувствовал, как лезвие прокалывает кожу. Казалось, ещё немного, и сталь пронзит шейные мышцы, а затем и трахею.

– Ну и что? – Богдан скрипнул зубами, стараясь не показывать вида, что ему просто больно. – Ну, зарежешь меня – и что вообще узнаешь? Будешь пытать? Давай! Всё равно, скотина, не узнаешь ничего иного. Я уже рассказал правду! Про что тебе наврать – про горы золота? Так нет никаких гор золота, нет никакого клада. Я вёл шейха туда, куда и сказал тебе, понял?

Лезвие вонзалось в шею всё сильнее, потом чуть ослабло и затем убралось совсем. Абдаллах, вертя кинжал в руке и сосредоточенно рассматривая оружие, прошёлся по шатру взад-вперёд. Один из его подручных по-прежнему продолжал сидеть на правой руке пленника, а Салим стоял и переводил взгляд то на Абдаллаха, то на труп шейха, то на Богдана – он явно не понял ни слова из сказанного.

– Ну-ка, ещё раз! – Абдаллах подбросил кинжал и, ловко поймав его за рукоятку, резко махнул лезвием из стороны в сторону. – Расскажи-ка мне снова.

Богдан вздохнул и, поскольку Абдаллах смотрел прямо на него, показал глазами на его подручных. Начальник охраны бывшего шейха думал одно мгновение – он явно не был дурнее своего ушедшего в мир иной хозяина. Абдаллах цыкнул, и Садама и Салима словно ветром сдуло из шатра.

Абдаллах поставил ногу на труп шейха и внимательно посмотрел на Богдана. Богдан пожал плечами и ещё раз, спокойно, с расстановкой, поведал то, что уже говорил покойному аль-Хасиму, а десять минут тому назад и Абдаллаху.

Бандит выслушал, хмыкнул и дёрнул щекой. Не выпуская Богдана из поля зрения, он снова прошёлся по шатру и, остановившись напротив пленника, неожиданно кивнул:

– Ну, что же… Могу, конечно, положить тебя ножками в костёр – чтобы память освежить. Но что-то в моей голове подсказывает, что ты действительно ничего иного не скажешь, даже если я тебе живот вспорю, посолю и засуну туда пучок соломы.

Богдан, совершенно чётко сознавая, что следует держать выбранную линию до конца, сглотнул.

– Хоть два пучка, – скривился он. – Всё равно, если не желаешь, чтобы я сочинял тебе сказки, ты иного не услышишь.

– Допустим, ты не врёшь, и никакого клада нет, но мне-то что теперь делать?

Богдан, словно валяясь на пляже, заложил руки за голову и потянулся:

– А это уже твои заботы! Не знаю я, что тебе делать сейчас. Разумеется, пока у тебя был хозяин, тебе было проще: он отдавал приказы – ты их исполнял. Хозяина ты прирезал, и сейчас сам себе господин. Драгоценностей я тебе не принесу – не знаю я, где хоть какой-то клад зарыт, даже самый паршивый. Поэтому думай, что тебе делать. Хочешь – вставай на место своего господина и топай туда, куда мы направлялись. Доберёмся до сказочного дворца и сказочного оружия, и ты сможешь попробовать стать господином всей своей страны, а заодно и китайских земель и дальше, если сможешь такое провернуть. Императором станешь, халифом халифов, понимаешь? Нравится?

Абдаллах уставился на него и смотрел долго. Несколько раз он нехорошо щурился. Богдан не менял своей небрежно-развязной позы, но по спине его ползал неприятный холодок: чёрт знает, что там в башке у этого араба творится? Прирежет сейчас в состоянии аффекта, как и своего господина. На всякий случай, он внутренне напрягся, готовый увернуться, если что, от лезвия кинжала и прикидывая, как ловчее попытаться подхватить саблю шейха, валявшуюся рядом с трупом. Вряд ли такое удалось бы из статичного положения на земле, да и Абдаллах находился слишком близко, чтобы промахнуться кинжалом, но попробовать стоило…

Неожиданно Абдаллах вздохнул – этого Богдан ожидал менее всего.

– Допустим, ты не врёшь, – повторил араб. – Я бы ни за что не поверил, если бы не был послед-ним, кто пытал Мансура, испустившего дух у меня на руках. Того, что он мне рассказал, он сам придумать не мог – значит, подслушал это в твоём разговоре с шейхом. Видимо, ты действительно обещал отвести шейха к какому-то сказочному дворцу, только я думал, что это где-то ближе, чем за Безвоздушными горами. Не представляю, как такое может быть, а самое главное – как аль-Хасим, да упокоит Аллах его душу, мог тебе поверить. Но если он поверил и решился на такой поход – значит, ты его сумел убедить, а убедить этого подозрительного и жестокого человека было непросто, – при слове «жестокий» Богдан хмыкнул, но Абдаллах не обратил внимания на этот сарказм.