* * *

Это оказалось так просто.

Френчи, ты голова! Неважно, что ты сделал, Френчи, неважно, в кого превратила тебя твоя слабость, никто не сможет отрицать, что ты голова.

Что такого может увидеть Чарди, чего не увидит никто другой?

Чарди увидит венгерский язык. Он ведь наполовину венгр, его вырастил сумасшедший папаша, обанкротившийся венгерский врач, яростный антикоммунист, владелец крохотной двухкомнатной квартирки на севере Чикаго.

Ланахан быстро закрыл директорию. Потом оглянулся назад, на длинные ряды отсеков в темноте. Наконец он заметил свободную машину другой системы. Он поднялся и пошел по темному залу к ней. Он слышал, как выстукивают по клавишам другие операторы, приросшие каждый к своей машине, ведущие каждый свою маленькую войну.

Майлз уселся за пустой терминал, подсоединенный к другому компьютеру, и быстро напечатал:

«Fe Lan».

Перед ним появилась языковая директория. Он прокручивал список вниз, пока не добрался до обозначения «HUNG» – венгерский.

«Fe Hung», – отдал он команду.

На экране появился краткий глоссарий венгерских слов и выражений, хранящийся в памяти машины на случай, если какой-нибудь аналитик, не знающий языка, наткнется на венгерское слово, требующее срочного перевода. Ланахан быстро проглядел его и отключил машину.

Он вернулся за свой терминал. Почему у него такое чувство, будто за ним наблюдают?

Он уже совсем близко, только бы его обман не раскрыли еще минуты две-три…

Он вызвал директорию «МАК» и снова просмотрел коды.

«Fe Egy», – приказал Майлз.

Высветилась еще одна директория.

Ланахан пробежал ее глазами, пока не наткнулся на нужный код.

«Fe Ketto», – напечатал он.

Вызвать вторую.

Еще одна директория.

«Fe Harom».

Еще одна.

«Fe Negy».

И еще.

«Fe ОТ».

Один, два, три, четыре, пять. Он сейчас находился в пятой. Когда это кончится? Он находился внутри директории, которая находилась внутри директории, которая находилась внутри директории, которая находилась внутри директории, которая находилась внутри директории. Что это, кодовая лента Мебиуса, кодовый рисунок Эшера, который будет продолжаться и продолжаться, хитрый и запутанный?

Экран опустел.

Машина безмолвно смотрела на него невыразительным зеленым глазом.

Тянулись секунды. Неужели ничего не получилось? Он понимал, что у него нет времени начинать все заново.

Пустой экран словно насмехался над Майлзом.

Потом по нему поползло длинное сообщение:

«Этот материал появится на вашем экране только в том случае, если проводится его целенаправленный поиск. Ему будут присвоены метки отслеживания уровня прохождения, код приоритета „а“ (высший), категория „с“ (постоянная единица). Он не может быть уничтожен или изменен. Вывод начнется после введения шестибуквенного кода.

Введите шестибуквенный код».

За все то время, что Майлз провел перед экраном, он ни разу не видел ничего похожего на это сообщение. Метки отслеживания уровня прохождения? Это еще что за абракадабра? Код приоритета? Код категории?

Но он понимал, что нащупал основную жилу.

«Введите шестибуквенный код».

Он уставился на надпись. Еще одна преграда, последняя.

Да уж, Френчи, ты надежно спрятал свой секрет. Да, френчи, ты, похоже, был светлая голова. Столько лет спустя Майлз пытался прорваться навстречу Френчи Шорту, умнице Френчи. Он спрятал свой секрет так глубоко, так надежно; и вот теперь оставалось всего одно, самое последнее препятствие.

«Введите шестибуквенный код».

Ох, Френчи.

Майлз гипнотизировал их взглядом. Шесть букв, отделявшие его от Френчи.

Он попытался собраться с мыслями.

Ну что, все-таки «башмак»?

Он напечатал:

«Fe Башмак».

Его палец коснулся клавиши ввода команды, но так и не нажали ее.

«Жми», – приказал себе Ланахан.

Но он не мог нажать.

Если он ошибся, вся цепочка будет потеряна и ему придется начинать с самого начала, с «МАКа». Придется снова проходить через все уровни. Кроме того, предположим – это было хорошее предположение, – предположим, что в систему встроен какой-то механизм тревожного оповещения. То есть если кто-то попытается проникнуть на этот последний уровень и продемонстрирует нерешительность, неловкость, неуверенность, машина по этим признакам опознает взломщика. Прямолинейность машин была всем известна: они не обладали ни воображением, ни способностью сочувствовать; их этика была бесчувственно двоичной. Машина заложила бы этого кого-то.

Майлз понимал, что она выдаст его, если он ошибется.

Эта уверенность почти парализовала Майлза. Внезапно его охватила ненависть к компьютеру. Он смотрел на экран, и ему было страшно.

«Введите шестибуквенный код».

– Мистер Ланахан?

Он испуганно вскинул глаза.

Над ним стоял Блюштейн.

– Как у вас дела?

– Э-э… гм… все в порядке. Хотя… удивительно, как быстро забываются все навыки.

– Боюсь, нам скоро придется снять этот диск. Другие компьютеры перегружены, а сверху все подкидывают и подкидывают работы. Нам нужна память. Вы же сами понимаете.

– Ясно, – сказал Майлз.

– Нет, я не пытаюсь строить из себя начальника, просто…

– Конечно.

«Давай, маленький святоша, – сказал себе Ланахан. – Давай, ты, вонючий прыщавый подлиза. Сделай что-нибудь! Скажи что-нибудь!»

– Еще минуточку, ладно, Майк? Я уже закругляюсь.

– Майлз, люди ждут, и…

– Я буду перед тобой в долгу. Я всегда отдаю свои долги. Я могу тебе помочь. Неплохо помочь. Понимаешь, о чем я? Я могу помочь тебе пробиться наверх. Прикрой меня.

– Майлз, я просто не могу. Я и так пошел вам навстречу и…

– Майк, позволь кое-что тебе сказать. Я очень благодарен тебе за то, что ты для меня сделал. Честное слово. Ты славный парень. Я не доставлю тебе никаких хлопот.

– Спасибо, Майлз. Я очень благодарен вам за понима…

– А в понедельник я первым делом отправлюсь к твоему шефу и скажу ему, что ты нарушил правила доступа, Майк.

Ланахан безмятежно улыбнулся Блюштейну.

– Форма двенадцать, Майк. Я здесь без формы двенадцать. Ты можешь схлопотать большие…

– Черт бы тебя побрал. Ах ты маленький…