Имеющиеся в нашем распоряжении документы, на наш взгляд, не дают оснований для вывода о руководящей и организующей роли эсеров в «вилочном восстании». Во-первых, в них идет речь об участии левых эсеров на стадии самого восстания, фактов же, свидетельствующих о ведении подготовительной работы, не имеется. Скупые упоминания о некой контрреволюционной организации, действовавшей в Мензелинском уезде, ограничиваются лишь констатацией данного факта. Кроме того, так и не была обнаружена впоследствии упомянутая в телеграмме от 18 февраля 1920 г. Ходоровского Ленину некая организация эсеров. Подтвердился лишь указанный в телеграмме «стихийный характер бунта». Очень важным аргументом в пользу высказанного положения является упоминание в докладе сотрудника СО ВЧК от 5 апреля 1920 г. весьма характерного, на наш взгляд, факта — все представители местных органов советской власти, с которыми ему приходилось беседовать, «не придавали значения влиянию эсеров на движение восстания» и называли главной его причиной — «недовольство продполитикой РСФСР».

В 1920 г. кроме «вилочного восстания» упоминаний о причастности эсеров к фактам крестьянского неповиновения в источниках не так уж много. В частности, заслуживают внимания лишь три случая. В информационной сводке Саратовской губчека за 15 июля — 2 августа 1920 г. сообщалось о руководстве эсерами крестьянским восстанием в с. Перекопное Новоузенского уезда, происшедшем «на продовольственной почве». По сведениям губчека, эсеры якобы подтолкнули женщин выступить под лозунгом: «Не будет на фронте хлеба, не будет войны. Дайте нам мужей»{910}. В сводке Пензенской губчека за 15–30 сентября 1920 г. указывалось, что в Саранском уезде «имели место приговоры сельских сходов контрреволюционного характера в духе правоэсеровского толка»{911}. Кроме того, Пензенская губчека зафиксировала ведение «подпольной агитации левых эсеров» в Свинуховской волости Мокшанского уезда, которая состояла «в натравливании крестьян на советскую власть»{912}. Других фактов эсеровской активности в деревне в источниках не обнаружено. Между тем в 1920 г. в Поволжье произошло не менее 108 крестьянских выступлений (табл. 7 приложения 2).

Это свидетельствует об отсутствии в деревне активной работы эсеровских организаций и подтверждает вывод о стихийном характере крестьянского движения. Так, например, в «политическом отчете» отдела управления Аткарского уисполкома Саратовской губернии за октябрь 1920 г. отмечалось: «Во главе всякого рода волнений стоят по преимуществу кулаки, но каких-либо организованных контрреволюционных сил, стоящих за спиной темных масс, нет»{913}. В двухнедельной сводке Татчека о положении Татреспублики с 15 по 30 ноября 1920 г. в разделе «Политические партии» сообщалось: «В отношении уездов можно сказать, что поступившие материалы за отчетный период в большинстве своем свидетельствуют об отсутствии каких-либо организаций, за исключением разве отдельных личностей, за которыми установлено наблюдение и которые себя ничем не проявляют»{914}.

Особым событием в истории крестьянского движения в Поволжье в рассматриваемый период было сапожковское движение. Официальная пропаганда называла его кулацко-эсеровским мятежом, поскольку сам А.В. Сапожков являлся бывшим левым эсером. В его воззваниях и листовкам к крестьянам просматривается левоэсеровская идеология (см. главу 2 раздела 3). Но никаких свидетельств причастности эсеровских организаций к данному мятежу в нашем распоряжении не имеется, за исключением факта арестов органами ЧК правых эсеров, анархистов и меньшевиков в районе восстания{915}. Однако эти меры носили обычный профилактический характер. В ходе всех мятежей и восстаний и та, и другая сторона широко использовали институт заложничества. Следует сказать, что если большевистская власть называла Сапожкова эсером, то близкие ему люди, соратники и друзья думали иначе. Например, заведующий особым отделом 2-й Трудармии Нифанов называл Сапожкова «идейным анархистом»{916}.

Что касается участия в стихийных крестьянских выступлениях отдельных представителей партии эсеров, имеющиеся в нашем распоряжении документы содержат такую информацию, кроме того есть данные о выдвижении крестьянами некоторых селений эсеровских лозунгов. Так, 14 марта 1921 г. в рапорте начальника милиции Чувашской автономной области в Главное управление милиции сообщалось, что в селе Кармалах Цивильского уезда Старо-Тябердинской волости «гражданин Кузьма Григорьев является руководителем лево-эсеровской партии», а в самой деревне, «по слухам, имеется членов означенной партии — около ста человек»{917}. По информации Петровского завполитбюро, в связи с началом 2 марта 1921 г. в Саратове руководимого эсерами и меньшевиками «забастовочного движения в мастерских жел. дороги и крупнейших заводах города с требованием народовластия», «в некоторых местностях губернии и уездах произошли волнения крестьян, вылившиеся в повстанческий характер»{918}. Информационная сводка Симбирской губчека от И апреля 1921 г. сообщала, что в Покровской волости Симбирского уезда «раскрыта и ликвидирована организация местных кулаков и духовенства под названием “Подпольная организация Учредительного собрания”, ставившая себе целью поднятие крестьянских восстаний и свержение власти». Организация носила «местный характер», участия в ней «эсеровского элемента» установлено не было{919}. В общей массе крестьянских выступлений в регионе приведенные факты не являются значимыми. В подавляющем большинстве случаев в ходе стихийных волнений крестьяне не выдвигали эсеровских лозунгов так же, как и других антибольшевистских партий. Они вообще не думали об этом. Их волновало решение конкретных проблем, а не «большая политика». Появление упомянутых лозунгов, на наш взгляд, обусловливалось фактом проживания или пребывания в их селении бывших членов эсеровской партии, уже не имеющих никаких связей с действующими ее структурами. Поэтому говорить всерьез об «эсеровском следе» в массовых крестьянских волнениях в Поволжье в конце 1920 — в 1921 г. вряд ли обоснованно.

В сводках ЦК РКП(б) за 1921 г. «политический бандитизм» в Поволжье характеризовался как «правоэсеровский, отличающийся особым зверством и жестокостью»{920}. Во многих документах советских и военных органов также проводилась эта мысль. Например, 27 марта 1921 г. Чугунов — командир 115-й стрелковой бригады, действующей против повстанцев в Саратовской губернии, в телеграмме Ленину, Дзержинскому и Каменеву сообщил, что одной из причин роста «повстанческого движения крестьян» является «подстрекательство эсеров и меньшевиков»{921}.