Ной прошептал:

— Теперь все в руке Господа. Захочет — мыопустимся здесь же, на вершину того же холма… если он еще останется,захочет — ветры и волны унесут на край света… Нам ничего не остаетсябольше, как ждать. Терпеливо ждать и кормить животных.

— И убирать за ними, — напомнил Хам жизнерадостно.Он видел, как морщится Сим, и добавил еще веселее: — А слоны на тойстороне, где сегодня убирает Сим!

Ной развозил корм козам и оленям, когда сверху прибежал Хамс воплем:

— Кохба исчез!

Ной охнул:

— Как? Куда?

— Ковчег велик, — напомнил Хам. — Он уженачал ходить, мог пойти прогуляться, а потом потерял сознание и лежит где-топод насестом с курами!..

Ной нахмурился, покачал головой.

— Нехорошо, если мы оставим его без помощи.

Яфет услышал, лицо его омрачилось.

— А верхнее окно смотрели? — спросил он.

— При чем здесь верхнее окно? — удивился Хам.

Яфет пожал плечами.

— Все-таки… посмотрите.

Ной стиснул кулаки. Так уж получилось, что Сим старалсяпонять суть вещей, Хам вселял во всех жизнерадостность и щедро делилсяжизненной силой, а Яфет лучше всех понимал людей, умел с ними общаться и слегкостью заводил друзей.

— Посмотри, — сказал Ной Хаму, тот умчался, словнои не устал на тяжелой работе, а Ной спросил у Яфета: — Ты решил?..

— Да, отец, — ответил Яфет. — Не надо егоискать на ковчеге. Он не сумел жить с достоинством, но хоть умер, как человек…Ладно, я понимаю, самоубийство — грех, но бывают исключения, когда иГосподь простит. Нельзя лишать себя жизни из слабости и трусости, из-заневзгод, но я не осуждаю Кохбу. Думаю, и наш знаток в этих вопросах Сим скажетто же самое…

Ной покачивал головой, самоубийство — грех, что бы ниговорил Яфет, хотя для Кохбы остаться на ковчеге — прожить остаток жизни впозоре, а главное — не продлить себя в детях…

Хам примчался с вытаращенными глазами и показал несколькоцветных волокон. Он обнаружил их на краях окна. Для грузного Кохбы онооказалось слишком узким, он протискивался, разрывая одежды…

— Даже не попрощался, — сказал Хам, — я быему такое сказал вдогонку!.. Трус в бабьих одеждах…

И хотя Кохбы уже не увидеть, даже его тела, Ной поднялсянаверх и долго смотрел в окошко. Дождь почти стих, только отдельные тяжелыекапли стучали по козырьку, из-за чего снохи страшились подходить к окну, а товдруг капнет горящей смолой, останутся оспины на чистой коже, но мир былмертвенно-серым и безжизненным.

Толчок ощутили все, Хам закричал не то встревоженно, не толикующе, Сим воззвал к Господу, а Яфет сказал трезво:

— Значит, ковчег легче воды. Молодец батя.

— Я строил по плану, — сурово напомнил Ной, —данному Господом.

— Но ты ничего не перепутал, — сказал Хамодобрительно. — Разве это не чудо?

Качнуло еще, снизу донесся скрежет, затем все ощутили, чтоковчег сполз с земли, его подняло и удерживает, покачивая, на воде.

— Это мы проверили, — сказал Хамжизнерадостно. — Не утонем! Эх, если бы еще зверей не кормить… Кстати, ктообратил внимание, некоторые впали в спячку! Почему не все?

Сим подумал и ответил так медленно и с такими интонациями,что Ной сразу вспомнил своего прадеда Еноха, самого мудрого в его поколении:

— Если бы не впали в спячку… многие звери бы умерли.Эти или другие.

— Почему? — спросил Хам.

— Ты заметил, что мы не успеваем всех даже кормить? Амы еще практически не начали чистить за ними клетки! Господь спасает их отнеминуемой смерти.

Хам спросил задиристо:

— Тогда почему не заснули все?

Сим вздохнул.

— Не знаю. Наверное, чтобы нам спасение было не врадость… По крайней мере, чтобы не получилось слишком легко. Мы не праведники,чтобы нас ангелы взяли под руки и перенесли на новую землю!

Ной, почти не слушая, в страхе смотрел через окошко набесконечную воду. В пугающем озарении понял, что отныне жизнь никогда не будеттакой прекрасной, какой была до потопа. Дети после рождения сразу становилисьна ножки и начинали бегать, ни один ребенок не умирал раньше родителя, все жилитак долго и сохраняли молодость, что легко брали в жены прапраправнучек.

Никто не знал никаких страданий, кроме тех, что причинялисебе сами, зерно сеяли раз в сорок лет, а земля давала урожай, которого хваталона эти сорок лет. Но Творец сказал горько, что человек не вынес груза телесныхнаслаждений, потому отныне жизнь его будет всего сто двадцать лет, и все будетдобываться ему так же тяжко, как Ною и его семье во время пребывания наковчеге.

Волны и сильный ветер несли ковчег в неизвестность, завесадождя со всех сторон, непрестанный шум падающих струй воды, однако на десятыйдень они увидели красное пятно, а еще донесся тяжелый грохот.

Ветер иногда отклонял струи дождя, и все на ковчеге вкакой-то миг увидели, как среди бушующих волн высится исполинская гора, вернее,пик горы, из которого, как из великанского факела, бьет в низкое небо оранжевыйогонь, с силой выстреливаются, вылетают раскаленные докрасна камни, а багроваялава стекает по склонам в кипящую воду.

Ковчег ветром несло совсем близко, Ной сперва трепетал, какбы не удариться об этот последний камень старого мира, однако волны с такойсилой били в стены ковчега, что спасли от столкновения, но еще с полдня онивидели красный огонь и слышали грохот.

Затем все внезапно оборвалось. Ной отвернулся от окна, Симтяжело вздохнул, а Хам заметил:

— Я видел среди рыб, всплывших кверху пузом, что-тосовсем уж огромное…

— Исполины погибнут первыми, — сказал Яфет. —Мелочь скорее выживет. Ее много, а жрать ей надо мало.

Сим долго всматривался в мутное небо.

— Кто-нибудь скажет, что там?

Яфет и Хам долго таращали глаза, наконец Хам вскрикнул:

— Это? Огромнейший змей летает в тучах!..

Пятнышко росло, змей летел в их сторону, Яфет рассмотрелнаконец сверкающее тусклым блеском массивное тело с исполинскими крыльями. Змейявно устал, крылья почти не шевелятся, он старается парить, как можно ширерастопырив крылья…

Хам охнул:

— Этот гад летит явно к нам!

— Мы ему не по зубам, — заверил Яфет.

— Кто знает…

Вскоре ощутили толчок, ковчег содрогнулся и погрузился вводу сильнее, волны начали забрасывать в открытое окошко брызги. Сим поспешнозакрыл, а Асия, жена Яфета, прибежала с тряпкой в руках и заботливо началаубирать воду с пола.