Взобравшись на холм, они продолжали свой путь по плохим дорогам, то вверх, то вниз, по гористой местности, через селения с нарядными деревянными домиками, с занавесками на окнах, мимо женщин и детей в экзотических, красиво вышитых одеждах. Она слышала испуганный возглас одной старухи при виде шагающих людей в военной форме, и ей показалось, что она расслышала некоторые слова по-итальянски. Вот она, Румыния. Они остановились в небольшом городке и купили себе яблок у торговцев-евреев. За рубли. Яиц достать было негде. Солдаты уже все раскупили. Жара немного отступила, когда они дошли до чудесного тенистого соснового бора.

Ближе к вечеру они разбили лагерь на холме близ деревни. Палатки ставить не стали, слишком жарко, и их походные кровати красовались прямо под открытым небом. Командир ухитрился раздобыть газету всего-то трехдневной давности и, расположившись у костра, громко читал ее солдатам. Там, как обычно, много писали о политическом хаосе в российской столице, так что Флоренс слушала вполуха. Но одна история заинтересовала ее, как и многих других сестер милосердия. Новость о том, что в этом кризисном положении создаются женские пехотные батальоны.

Она знала и раньше, что в русской армии есть женщины-солдаты. И даже встречала некоторых из них, когда их привозили в госпиталь раненными. Особенно запомнилась ей одна, которую она выхаживала в Галиции, — двадцатилетняя женщина, с открытой раной у виска: пуля лишь задела ее. Женщина хотела немедленно вернуться на передовую. Новые батальоны, целиком состоящие из женщин, создавались по инициативе Марии Бочкаревой, простой сибирячки, которая пошла за своим мужем на войну, а когда он погиб, осталась в армии. Она была ранена, имела множество наград и дослужилась до сержанта. В газете цитировали ее слова: “Если мужчины отказываются сражаться за свою страну, мы хотим показать, на что способны женщины” Один женский батальон уже участвовал в бою, как раз во время этого провального “наступления за свободу”: женщины были посланы в окоп, оставленный дезертирами. Флоренс с другими сестрами считали эту новость просто сенсационной.

Стоял теплый вечер. В звездном небе сияла огромная луна.

163.

Пятница, 17 августа 1917 года

Олива Кинг едет через горящие Салоники

Уже после обеда она увидела, как в городе заполыхал пожар; ей захотелось взглянуть на него поближе. Когда начали искать машины, которые могли бы помочь спасению запасов сербского интендантства, она не преминула воспользоваться случаем. И только после того, как она проехала мимо улицы Венизелоса, до нее дошло, насколько все серьезно. Случайно вспыхнувший по чьей-то небрежности огонь захватил огромную территорию. Весь турецкий квартал города был охвачен пламенем:

До сегодняшнего дня Салоники были шумным, живописным и местами по-настоящему красивым городом, в котором столетия османского владычества оставили свой неизгладимый след. Здесь было несколько минаретов, мощная крепостная стена и великолепный базар. Бродя по лабиринтам узких улочек и средневековых переулков, ты, формально находясь в границах Европы, не мог не заметить, что город выглядит, ощущается, звучит и пахнет как на Востоке. (Еще пять лет назад он находился под османским владычеством.) Восточный колорит вряд ли вызывал раздражение, скорее казался привлекательной чертой города. Салоники являли собой смешение мусульманских мечетей, византийских храмов, греческих православных базилик, трамваев и кинотеатров, варьете и баров, дорогих магазинов, фешенебельных ресторанов, первоклассных отелей.

Некоторым город казался вавилонским столпотворением не только из-за смешения языков — Кинг и многие ее друзья изъяснялись на пиджине, основу которого составлял английский, а к нему примешивались французский и сербский, — но и из-за своей греховности.

Если это была подлинная сущность города, то теперь, похоже, настало время расплаты. Ветер разносил пламя с молниеносной быстротой.

Кинг много раз приближалась к морю огня, спасая самое необходимое или личные вещи погорельцев. Делая остановки, она прыгала вокруг маленького “форда”, служившего санитарной машиной, и тушила сыпавшиеся на него искры. Потом ехала снова, непрерывно гудя, чтобы пробиться через плотные толпы людей: одни бились в истерике, были охвачены паникой, другие оцепенели от горя. Она отметила про себя, что из горящих домов обычно выносились две вещи: большие зеркала и бронзовые спинки кроватей. Когда огонь наконец добрался до порта и берега моря, она увидела, что стена огня, в пять километров длиной, отделяет ее от гаража. Тем не менее она поехала дальше. Бензин кончился, тогда она побрела пешком, пока не раздобыла себе новую порцию топлива.

В хаосе пожара военная дисциплина расшаталась. Как обычно, самоотверженность и героизм переплелись с трусостью и корыстолюбием. Началось мародерство. Лопнули большие винные бочки. И вино потекло по улице “словно кровь”, журча в сточной канаве глубиной в целый дециметр. Солдаты и гражданские бросились на землю и припали к винной реке. Когда Кинг снова проезжала мимо того места, она увидела лежавших повсюду перепивших, блюющих людей. Со страшным грохотом взорвался склад боеприпасов. То там, то сям вспыхивала перестрелка.

Когда на следующий день, после долгой ночи, опять взошло солнце, небо было завешено плотным слоем дыма, через который не мог пробиться свет. Кинг ездила по порту. Она объезжала электрокабель трамвайных линий, провисший над улицей. Наблюдала, как солдаты и гражданские рылись в еще дымящихся развалинах, ища себе добычу.

Олива Кинг провела за рулем машины свыше двадцати часов. И когда она, измотанная, голодная, вернулась в свою комнату, чтобы поспать, то обнаружила там бездомную женщину с девятью детьми. Сгорело почти полгорода, 80 тысяч человек лишились жилища.

Тушение пожара займет почти две недели. К концу войны город превратится в черные от сажи пустые руины. Те Салоники, какими они были до пожара, так никогда и не будут восстановлены.

164.

Воскресенье, 26 августа 1917 года

Харви Кушинг видит трехмерную карту

На фронте затишье, но оно обманчиво. Это все знают. Утро обычно уходит на перевязку раненых. Кушинг считает, что многие из прооперированных им ранее как будто идут на поправку, — а может, это просто у него улучшилось настроение, после того как ему удалось поспать две ночи подряд.

Пока еще рано говорить об участии в боях американских соединений, так что Кушинг и его госпиталь переправлены на север, на фронт во Фландрии. С конца июля там продолжается британское наступление, крупнейшее из всех предшествующих. Это событие уже обрело свое название — третье сражение при Ипре.