И тут чудо произошло. Духи предков услышали ворчливую мольбу своего непутевого сына: по дороге мимо леса быстрым шагом, почти что бегом, ходко двигались… урук-тха’ай. В первое мгновение десятник старательно протер глаза, но видение не исчезало. Дураком Рагхат не был, поэтому при виде бегущего на ловца зверя испытал смешанные чувства: облегчение оттого, что не нужно будет тащить в Дол-Гулдур никуда не годные вонючие трупы и сожаление по поводу того, что три десятка урук-тха’ай экспедиционному отряду погранцов явно не по зубам. Рагхат невесело хмыкнул: сострадание у духов, разумеется, наличествует, но и чувство юмора, видимо, тоже, и весьма своеобразное притом. Кажется, выхода нет…

Перед тем, как спуститься назад в долину, Рагхат сделал еще одну вещь, а именно: извлек на свет продолговатый сосуд легкого металла, и, направив его строго вверх, основанием ладони сбил запаянную оловом крышку.

* * *

Теплый южный ветерок, преодолевая сотни лиг вверх по Андуину, шевелил нависающие над водой заросли сухого камыша, но сил у него оставалось совсем немного, а тепла — и того меньше. Длинные полые стебли терлись один о другой с крайне неприятным звуком, напоминающим шипение змеи. Или…

Торчащий на берегу дозорный без особенного удовольствия обернулся назад, туда, где в прибрежной низине, надежно укрытой наволоком тумана, чернело огромное чешуйчатое тело крылатого звероящера. Во влажном воздухе железистый запах твари распространялся особенно сильно, так, что невольно казалось, что она совсем рядом. Впрочем, звероящер-то как раз испугать мог если только размерами, и опасность представлял тысячекратно меньшую, нежели ее седок. Вот любопытно: а что на задании делает Назгул? На юге война идет, между прочим… нет, что они сами в битве участвуют если только в качестве поддержки с воздуха — это и троллю понятно, но все равно: этот-то что в Дол-Гулдуре забыл? Хм, если уж на то пошло, то мог бы вообще-то на своей зверюшке и сам за драгоценными жмуриками слетать, если так уж нужны. Воодушевленный этой дерзкой мыслью, дозорный еще раз высунулся из кустов, дабы зрительно оценить расстояние отсюда до Ортханка, равно как и с целью убедиться, что звероящеру потребовалось бы не более часа лету в оба конца, но тут заметил в невообразимой дали струйку черного с проседью дыма. Вот дрянь! — и дозорный стремительно исчез в заиндевелых кустах.

— Дзаннарт-кхан! Дзаннарт-кхан! Вижу дымовой сигнал на том берегу Бугзугая! Направление юго-западное, расстояние порядка двух десятков лиг…

В этот момент торопыга с разгону налетел на что-то живое и уже приготовился извиняться, но получил сильный толчок в грудь и с размаху уселся в припорошенную снегом траву.

— Тихо! — прошипел на него ушибленный, поднося палец к губами. — Слышишь или нет? Там, на реке?

Обиженный боец начал подниматься с земли, но тут действительно различил в близком шуме реки посторонний звук: что-то ритмично шлепало о поверхность воды.

— Что это? — знаками спросил он.

— Весла, — последовал столь же беззвучный ответ.

Стараясь не шуметь, оба иртха протиснулись сквозь трескучий промерзший ивняк и оказались на береговой круче.

Над черной речной гладью стелился низкий свинцовый туман. С высоты берега он казался особенно плотным и зловеще вязким, и где-то за этой пеленой раздавался уже знакомый плеск. Звук во влажном ночном воздухе распространяется отлично, теперь было совершенно ясно, что неведомые гребцы приближаются к тому самому месту, где засели иртха. Путников уже ждали: едва лишь в редеющих клочьях тумана показались очертания трех странных птицеподобных лодок, с кручи засвистели стрелы. Аккурат напротив этого места Бурзугай делал изгиб, так что течение неумолимо прижимало легкие суденышки к скальному левому берегу. Короткие, не имеющие уключин весла, будучи закреплены в высоких бортах, размах имели ограниченный и меньше всего подходили для маневров на бурном участке реки. Казалось, что у путешественников нет ни единого шанса: их либо разобьет о скальный выступ, либо найдет смерть от черной стрелы. Но тут произошло необъяснимое: фигуры гребцов, только что отлично видимые на фоне светлого дерева, попросту исчезли! Не веря глазам, дол-гулдурец дал отмашку на второй залп. Стрелы застучали по палубе, но если даже в лодках кто-то и был, то ничем не выдал своего присутствия. Очень мешал туман. Пока дзаннарт-кхан озадаченно соображал, к чему и откуда посередине реки ночью появились три пустых лодки, и почему стих плеск весел, течение снесло суденышки под берег, туда, где вода за сотни сезонов весеннего половодья успела выточить ложбину в скале. Одна за другой, поймавшие прижим лодки скрылись под защитой нависающего берега. Командир засевших в кустах стрелков выругался и поднял над головой скрещенные запястья. Туман над Бурзугаем стоял такой, что даже этот жест с расстояния в несколько локтей увидели не все, но пустые лодки под обрывом выцеливать перестали. В конце концов, пустые посудины могли нарочно пустить для отвода глаз, а тем временем живой и настоящий враг спокойно проскользнет в тумане незамеченным.

Отряд еще довольно долго просидел не берегу в ожидании — не проплывет ли еще кто-нибудь? — но даже зорким лучникам не удалось рассмотреть ничего, кроме тумана. Плеск весел больше не повторялся, все казалось вымершим — даже вынесенные из промоины пустые лодки-обманки, стукаясь друг о друга, чинным гуськом благополучно ушли на стремнину и вскоре затерялись вдали. Тишину нарушал лишь шум воды на перекате да свист ветра в кустах и жухлом разнотравье. Теперь уже многие сообразили, что виной всему оказался, по-видимому, «белый шум» — именно он заставил услышать плеск весел в ночи. Но не успел раздосадованный сотник отдать долгожданную команду «отбой», как в вышине раздался до омерзения знакомый свистяще-воющий звук, хлопанье кожистых крыльев, а вслед за этим огромная черная тень спикировала вниз, заслоняя редкие звезды. Железистая вонь сделалась нестерпимо резкой, глухой удар приземлившейся твари сотряс обледенелые кусты. Дзаннарт-кхан очнулся от столбняка первым и, придерживая й’танг, побежал к месту посадки.

Крылатый звероящер находился явно не в духе: когтистые лапы загребали мерзлую землю, выдирая клочки каких-то корешков, а зубчатый хвост неистово хлестал из стороны в сторону, расшвыривая стебли камыша. Видя это, дол-гулдурец поспешно отступил на безопасное расстояние, и лишь после этого вскинул руку:

— Хасса, уллах-тхар!

В ответ послышалось пронизывающее сопение, голову охватило кольцо давящего холода. Стараясь ничем не выдать своего недовольства по поводу принятого у уллах-тхар’ай общения с подчиненными, сотник глубоко вдохнул и постарался расслабиться. В конце концов, умение Назгула копаться в мозгах отчасти полезно в ситуациях, подобных сегодняшней — можно ничего не говорить, дух-смерть сам прояснит все необходимые детали.

Так произошло на