Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надеюсь, она считает так же. – Бросив это, стучу и тут же слышу смутное «да?». – Клио, можно?
– Заходи! – звенит громче, увереннее, и я напоследок кидаю в сторону Илфокиона укоризненный взгляд. Но он демонстративно отвернулся. Смотрит в окно, скрестив руки на груди.
И пошел он.
Верхние покои башни Волшебства довольно обширны: тут несколько комнат, ванная с большой купальней, балкон в экседре. Они пустовали долго, сюда никого не селили после Истабрулла – того моего сумасшедшего прадеда, который убил людей на пляже, израсходовал на это последние силы и… и…
Нет. Мы по возможности не вспоминаем Истабрулла, особенно в жаркие дни. Хотя сейчас уже не так страшно навлечь этим упоминанием беду, беды и так сгустились.
Экседра встречает меня знакомым запахом лотосов, смешанным с ароматами цитрусовых масел, – все лучше, чем пыль, хотя крепковато. Зайдя, демонстративно хлопаю дверью, чтобы Илфокион дернулся. Смотрю на Клио, сидящую на софе с книгой, потом на Рикуса с Ардоном – те играют в петтейю за угловым столиком. Все три взгляда уже устремились на меня в ответ. И приходится дышать как можно глубже, чтобы сладить с румянцем стыда.
– Мне очень жаль, – первым делом говорю я. Кто-то из парней хмыкает. – Не я это приказала. Вам вернули оружие?
Рикус оживает первым, кивает с легкой улыбкой и даже встает в знак приветствия. Его меч не на поясе, а буднично прислонен к стене. А вот Ардон уже вооружился до зубов – и саблей, и кинжалом, улыбаться не спешит, в кресле разваливается только небрежнее, с видом «уважения ты недостойна». Его глаза, такие же усталые, как у Илфокиона, жгут меня – может, поэтому, заговаривая снова, я обращаюсь именно к нему:
– Вы можете возвращаться в свои покои, прямо сейчас. И конечно… – Сглатываю. Хочется потупиться. – …вы можете уехать, ведь вам нанесли глубокое оскорбление. И можете…
– Как кир король? – смотря все так же исподлобья, тихо обрывает Ардон. Закидывает ногу на ногу. – Нам никто ничего не говорит.
– Сидим тут, как отшельники, – добавляет Рикус мягче, склоняет голову и нервно трет тот край розоватого шрама, что уходит под челюсть. Солнце искрит в монете на шее, и я неожиданно понимаю, как странно видеть его без доспеха, в простой рубашке, расшитой цветами льна.
Клио молчит, но не отрывает от меня встревоженных, слишком встревоженных глаз.
– Ты белая что-то, у тебя ноги дрожат, – шепчет она наконец, и… меня словно прорывает.
– Плохо, – свистяще выдыхаю я, шагаю вперед, шатаюсь. Куда только делся весь мой запал? – Плохо…
Не знаю, о чем я, об отце или о своем состоянии, но мир туманится, а к золотым бликам солнца примешиваются черные и красные. Я делаю еще шаг, еще, спотыкаюсь неподалеку от софы и, добравшись до нее едва ли не ползком, даже не сажусь – просто упираюсь в обшивку локтями. Зажмуриваюсь. Пытаюсь дышать носом, сутулю плечи, по спине бежит озноб.
Я только встала с постели – а уже устала, чувствую три взгляда, но не могу посмотреть в ответ. И все же глаза лучше открыть, иначе перед ними окажется тело отца в розоватой морской пене. Лицо Эвера, белое как полотно. Гулкая темнота, из которой тянутся пасти, щупальца и трели маминого смеха. Кошмары во сне. Кошмары наяву.
– Ой! – слышу над макушкой, а в следующий миг Клио, свесившись, испуганно, но очень крепко обнимает меня сразу обеими руками. – Орфо, Орфо… ну пожалуйста, ну…
– Простите меня, – как заведенная повторяю я. – Простите. Я не могла… я…
– Я этого не делала, – в унисон шепчет Клио куда-то мне в макушку; надушенные волосы, упав, занавешивают обзор. – Правда, я ни за что бы, я никогда бы, мы…
Ее голос срывается, и я вздрагиваю, отстраняюсь, медленно поднимаю взгляд, едва ли сумев скрыть удивление. Что? Но глаза у Клио мокрые, несчастные, она облизывает и кусает губы.
– Знаю, – осторожно отзываюсь я: этот страх, это искреннее желание оправдаться действует лучше пощечины. Да что за чушь? – Знаю, конечно, да ты бы ведь просто не сумела, и…
– А главное, среди нас нет преступников, да еще таких трусов, – вмешивается Ардон, снова резковато, и все же встает, бряцнув оружием. В пальцах он нервно крутит черного легионера. – И хотелось бы знать, кто мог подбросить эфенди эту дрянь.
– Выясним, – обещаю я, все-таки опустив глаза, прикусив щеку изнутри. – Иначе никак.
Перчатку нашли в шкафу Клио, поверх тяжелых, богато расшитых платьев и накидок. Она лежала вся в крови, почти на виду. Представляю, насколько испугалась Клио, вышедшая из ванной на стук целеров, что она лепетала, как смотрела… И боюсь, они могли бы быть с ней куда грубее с первой же минуты – если бы рядом вовремя не оказался Скорфус, заверивший, что пару часов назад перчатка была совершенно в другом месте. У Эвера на столе. Он сам видел. Разозленный вопросом, что забыл в чужой спальне, мявкнул: «Я кот, могу гулять где вздумается, а вы пошли в задницу!» и велел пальцем не трогать игаптскую принцессу. А дальше, видимо, и Эвер сказал пару слов. Я благодарна им обоим. Очень. Вот только…
– Клио. – Я не должна спрашивать или как минимум должна сделать это так, чтобы до ушей Рикуса и Ардона ничего не дошло. Но я не могу ждать. Ядовитые колючки сомнения ведь разрослись во мне, разрослись еще в минуту, как я услышала «перчатку нашли у нее». Ненавижу себя за это, но лучше проговорить, чем гадать. – Клио, пожалуйста, скажи, зачем все-таки вы ушли так рано? Выглядело это действительно… странно.
Спрашивая, я вскинулась: не хотела упустить ни одной перемены на ее лице. Не знаю, чего ждала, но не вижу ничего, кроме легкого удивления: приоткрытых губ, округлившихся глаз. Но взгляда Клио не отводит. Отчетливее всего на лице я читаю что-то вроде «Серьезно?». Я даже немного боюсь, что это запоздалая обида, перекипающая в злость; что сейчас она отшатнется или закричит. Нет, она лишь тоскливо, но смиренно улыбается, а потом за нее отвечает Рикус. Он сопровождает слова нервным смешком и столь же нервной игрой бровей.
– Да боги… мы увидели, как вы с киром Эвером обнимались у скалы, и решили, что вам нужно уединение. Поэтому сразу договорились сбежать поскорее, едва это перестанет казаться невежливым. Знали бы, как подставимся…
Клио энергично кивает. Я вся вспыхиваю,