В последних числах октября 1905 года председатель правительства пригласил к себе для совета по вопросам современного политического положения лидера кадетской партии Павла Николаевича Милюкова. Историк по образованию (он был учеником В. О. Ключевского), приват-доцент П. Н. Милюков написал воспоминание об этой встрече с премьером.

«Витте принял меня в нижнем этаже Зимнего дворца, с окнами, выходящими на Неву, в комнате, носившей какой-то проходной характер». Разговор П. Н. Милюкова с премьером начался с вопроса С. Ю. Витте о том, почему в его правительство не идут общественные деятели. Далее состоялся следующий диалог: «Не идут, потому что не верят. — Что же делать, чтобы поверили? — Надо не ограничиваться обещаниями, а немедленно приступить к их выполнению». Первое, что посоветовал сделать гость, — выбрать из числа бюрократов нескомпрометированных людей и составить из них кабинет «делового типа», который своей работой докажет всю серьезность реформаторских намерений царской администрации. «При моих словах о „деловом кабинете“ как временной замене „общественного“ Витте как-то сразу преобразился: с места протянул мне свою неуклюжую руку и, потрясая мою, ему протянутую с некоторым недоумением, громко воскликнул: „Вот, наконец, я слышу первое здравое слово. Я так и решил сделать“»33.

Однако из дальнейшего разговора выяснилось, что под одними и теми же словами собеседники разумели разные вещи. По замыслу П. Н. Милюкова правительству надлежало октроировать «…хартию, достаточно либеральную, чтобы удовлетворить широкие круги общества», иначе говоря — конституцию. На это премьер привел ему два возражения: во-первых, конституции не хочет народ и, во-вторых, ее не хочет царь. Кадетский лидер закончил беседу словами: «Тогда нам бесполезно разговаривать. Я не могу подать вам никакого дельного совета»34. Затем собеседники расстались — обсуждать было нечего.

Переговоры с общественными деятелями о вхождении их в правительство, длившиеся целых десять дней и широко освещавшиеся печатью, закончились с отрицательным результатом. Утром 27 октября Е. Н. Трубецкой, Д. Н. Шипов и А. И. Гучков вместе обдумывали, как сообщить о своем окончательном решении прессе.

Подлинные мотивы отказа общественных деятелей войти в правительство С. Ю. Витте историки обсуждают уже несколько десятилетий. По предположению В. И. Старцева, они намеревались легально прийти к власти через Государственную думу. Кто такой С. Ю. Витте? Временщик, калиф на час и не более того35.

В нежелании либералов принять посты в кабинете, где Министерство внутренних дел будет возглавлять П. Н. Дурново, С. Ю. Витте с известным основанием усмотрел растерянность и малодушный страх перед революцией. Ведь единственным темным пятном на репутации П. Н. Дурново была старая полицейская история с испанским послом на амурной почве, вызвавшая гневную резолюцию императора Александра III («Убрать эту свинью в 24 часа»). П. Н. Дурново отличался твердым характером, мыслил здраво и, что немаловажно, накопил большой опыт в полицейских делах. Как вспоминает С. Ю. Витте, решающим аргументом в пользу его назначения явилось то, что он не принадлежал к придворной клике. Можно было ожидать, что он не будет марионеткой ни в чьих руках36.

С утверждением П. Н. Дурново на министерский пост получилась внезапная заминка — царь по каким-то своим причинам не испытывал к нему симпатий, а потому он был назначен не министром, а управляющим министерством.

Дальнейшие события показали, что в целом С. Ю. Витте не ошибся в выборе П. Н. Дурново. Невысокого роста, сухой, с ясным умом, сильной волей и решимостью вернуть растерявшуюся власть на место, П. Н. Дурново быстро запустил в ход застопорившуюся репрессивную машину. Возобновились аресты, жандармские управления проснулись от спячки и погрузились в производство громадного числа новых дознаний по политическим преступлениям37.

Хорошо знавший министра В. И. Гурко характеризует его как человека беспринципного, неразборчивого в средствах для достижения намеченных целей, но в высшей степени умного и решительного38. Но беспринципность П. Н. Дурново была особого свойства — она не относилась до его политических взглядов. «В этой области он имел весьма определенные и стойкие убеждения и к делу, которым заведовал, относился весьма вдумчиво, можно сказать, любовно, так как безусловно любил Россию и болел о всех ее неудачах… Будь Дурново у власти сколько-нибудь продолжительное, а в особенности сколько-нибудь нормальное время, он, несомненно, стал бы искать опоры в определенных общественных слоях, причем такими слоями в его представлении были бы именно культурные и патриотически настроенные земские круги»39.

И. И. Толстой полагал, что пресловутый либерализм Дурново, из-за которого он был на подозрении у дворцовой камарильи, оказался «…весьма легковесного качества, и то, что при Плеве легко могло показаться либерализмом, при Витте после издания Манифеста 17 октября превратилось в консерватизм, граничащий с обскурантизмом и ретроградством»40. На самом деле премьер и глава МВД расходились во взглядах лишь на способы борьбы с революционным насилием. Первый искренне верил, что победить гидру революции можно лишь разумным комбинированием глубоких реформ и законных репрессий, второй полагал, что все средства хороши и, прежде чем заниматься либеральным переустройством страны, в ней нужно навести элементарный порядок. Иначе говоря, вначале «успокоение», затем уже и реформы.

Новый министр внутренних дел оказался в непростой ситуации. С одной стороны на него давил премьер, требовавший последовательного выполнения положений Манифеста и доклада, а с другой — дворцовые сферы в прямо противоположном направлении. С течением времени премьеру явились подозрения, что П. Н. Дурново — регулярный докладчик в Царском Селе, — попав под влияние императорского окружения, и прежде всего дворцового коменданта Д. Ф. Трепова, принялся инсинуировать против политической линии, которую пытался проводить С. Ю. Витте. Всего удивительнее то, что министр внутренних дел не заслужил стойкой ненависти у революционеров, хотя боевая дружина партии эсеров одно время готовила против него террористический акт. Граф И. И. Толстой был немало изумлен, когда спустя год повстречал П. Н. Дурново на Невском проспекте разгуливающим под руку с дочерью без всякой охраны.

На второй по значению пост в правительстве — министра финансов — был назначен И. П. Шипов (племянник Д. Н. Шилова). Несмотря на то, что И. П. Шипов не просто считался, но и на самом деле был одним из самых доверенных сотрудников премьера, он не являлся простой пешкой в руках С. Ю. Витте. И. П. Шипов имел собственное мнение по всем вопросам текущей политики и, когда надо, умел его отстаивать.

Опытный и высоконравственный Сергей Сергеевич Манухин удержал пост министра юстиции в новом правительстве. Н. H. Кутлер был сделан главноуправляющим землеустройством и земледелием. Николай Николаевич Кутлер, как полагал В. И. Гурко, был «…лишен собственных твердых убеждений и взглядов и не только легко приспособлялся ко всякой обстановке, но быстро проникался окружающей его атмосферой и господствующими в ней течениями»41. Причиной такой оценки, явно несправедливой к умнице Кутлеру, скорее всего, стало его позднейшее сотрудничество с советской властью.