союз с Сигизмундом, грозящий Венеции войной на два фронта; таким образом, внешние проблемы обострятся, а позиции самой республики если и укрепятся, то лишь незначительно. Поэтому, несмотря на то что новый дож не скрывал своих намерений и поощрял Флоренцию к возобновлению переговоров, сенатское большинство твердо стояло на прежних позициях и возражало против вмешательства. Миланские войска между тем начали наступление в Романье. В феврале 1424 г. они заняли Имолу, а пять месяцев спустя, при Дзагонаре, разбили наголову десятитысячную флорентийскую армию и захватили в плен ее предводителя – Карло Малатесту, правителя Римини. И все же венецианцы держались прежнего курса. Висконти нанес своим противникам еще несколько поражений; из Флоренции снова прибыло посольство – и снова уехало ни с чем; но с каждой очередной победой миланцев сторонникам изоляционизма становилось все труднее отстаивать свою правоту, особенно после того, как флорентийский посол – скорее не сдержав эмоций, чем следуя указаниям своего правительства, – перешел к неприкрытым угрозам: «Синьоры Венеции! Когда мы отказались помочь Генуе, генуэзцы признали Филиппо своим государем; так же поступим и мы, если не получим от вас помощи в час нужды».

Этим словами он наконец произвел впечатление на сенат, но к немедленному разрыву отношений с Миланом Венеция была не готова. Висконти, со своей стороны, поспешил послать все возможные заверения в дружбе с Венецианской республикой, и кто его знает, сколько еще ему удавалось бы тянуть время, если бы на сцену не вышла новая и поистине великолепная фигура. Это был самый знаменитый кондотьер того времени – Франческо Буссоне по прозвищу Карманьола (такое название носил его родной городок в Пьемонте), и он неожиданно обратился к дожу с просьбой о срочной аудиенции.

Сын бедного крестьянина (у некоторых авторов именуемого еще менее лестно – свинопасом), Карманьола практически всю свою сознательную жизнь провел на службе Висконти, за это время стяжав славу самого отважного, находчивого и искусного полководца в Италии, а возможно, и во всей Европе. Именно он разработал планы блестящих военных кампаний, в ходе которых Филиппо Мария отвоевал, а затем и расширил владения своего отца. Именно Карманьола вел за собой миланскую армию от победы к победе и тем самым одержал еще более удивительный триумф – завоевал относительное доверие герцога. Висконти осыпал его щедрыми наградами, подарив великолепный дворец (который Карманьола, не теряя времени зря, расширил и превратил в еще более блистательное сооружение), назначив не облагаемое налогом ежегодное жалованье в размере около 40 тысяч золотых флоринов, даровав графский титул и, наконец, в 1417 г. отдав ему в жены одну из своих родственниц, Антонию Висконти.

Но полностью и безоговорочно Филиппо Мария не доверял никому: это было бы противно его природе. Не забывал он и о том, что его полководец – кондотьер до мозга костей, а в языке кондотьеров не было слова «верность». Они этого и не скрывали: их мечи принадлежали тому, кто заплатит больше, и оставались к услугам хозяина лишь до тех пор, пока тот продолжал платить. А цена была высока – не в последнюю очередь потому, что войны, которые вели их наниматели, имели свойство затягиваться. Для поддержания славы и репутации всякий кондотьер нуждался в победах, но в его интересах было следить за тем, чтобы ни одна из этих побед не оказалась чересчур сокрушительной для побежденного: иначе очень скоро не осталось бы поводов для новых военных кампаний. Преимущества, которые получала та или иная сторона, редко оказывались решающими, а если, как это нередко случалось, кондотьеры командовали войсками с обеих сторон, то война фактически превращалась в нескончаемую игру: полководцы состязались в мастерстве и хитрости, сводя реальные потери к минимуму и всеми силами стараясь избегать даже малейших физических неудобств. Об этом свидетельствует не кто иной, как Макиавелли, посвятивший гневной филиппике против кондотьеров целую главу своего «Государя» и отметивший, что они никогда не штурмовали города в ночное время и не вели зимних кампаний. Добавим за него, что для многих кондотьеров зима начиналась в августе.

Филиппо Мария прекрасно все это знал. Знал и то, с какой легкостью жалованье кондотьера, лишившегося выгодных заказов, превращается в «плату за защиту», то есть, по существу, в откупные, которые приходится платить наемнику, чтобы он не перешел на службу к другому нанимателю. Несомненно, что эти соображения – а не только благодарность за оказанные услуги – побудили Филиппо Марию возвысить Карманьолу и сделать его вторым после себя человеком в герцогстве: он исходил из того, что крепкие связи с Миланом помешают кондотьеру переметнуться к кому-то еще.

Но его замысел не оправдал себя. Почему – большой вопрос, о котором историки спорят до сих пор. Но похоже, проблемы начались из-за того, что в октябре 1422 г. Карманьола был назначен наместником Генуи. Это была ответственная, доходная и стратегически важная должность, но решение поставить на нее именно Карманьолу повлекло за собой два опасных последствия. Во-первых, выдающийся кондотьер больше не мог командовать миланскими войсками, медленно, но уверенно продвигавшимися в направлении Флоренции. Филиппо Мария был вынужден обратиться к другим полководцам, которые брали за свои услуги дешевле (и среди которых был небезызвестный молодой человек по имени Франческо Сфорца), и тем самым дать понять Карманьоле, что, возможно, герцог не считает его таким уж незаменимым. Во-вторых, Карманьоле пришлось покинуть Милан, и его враги и соперники получили возможность беспрепятственно вести против него интриги при герцогском дворе. К лету 1424 г. Карманьола заподозрил, что его пытаются втихомолку отстранить от дел. И когда осенью того же года Карманьолу внезапно и без объяснения причин сняли с должности, он окончательно уверился в своей правоте. Поспешив в Милан, он потребовал немедленной аудиенции у Филиппо Марии, но герцог ответил отказом. Не на шутку встревожившись и опасаясь (надо полагать, не без причин) уже не столько за статус, сколько за саму жизнь, кондотьер бежал из города и провел зиму в Пьемонте, размышляя о сложившейся ситуации. К началу 1425 г. он принял окончательное решение и 23 февраля прибыл в Венецию.

Время для обращения к дожу было выбрано как нельзя более удачно. Самый знаменитый полководец того времени произвел глубокое впечатление на сенаторов, подтвердив их худшие опасения по поводу притязаний Висконти, предоставив информацию из первых рук о слабостях и уязвимых местах миланского герцога и, наконец, предложив возглавить венецианскую армию в походе против своего бывшего покровителя. Неделю спустя его предложение было принято в общих чертах, и Карманьола с достоинством удалился в Тревизо – дожидаться очередного раунда переговоров о союзе с Флоренцией. Там он благополучно пережил тщательно