удавалось сдерживать наступление венгров. В 1412 г. Пиппо получил внушительное подкрепление, а в июне того же года ухитрился высадиться с небольшим отрядом на Лидо, где успел разорить окрестности Сан-Николо, прежде чем был вынужден отступить. Но два месяца спустя, близ Мотты во Фриули, в сражении с объединенными силами Пандольфо Малатесты и Николо Барбариго (который привел по реке Ливенца три галеры и не менее семидесяти малых судов), армия Пиппо потерпела тяжелое и унизительное поражение.

После этого обе стороны, по-видимому, пришли к выводу, что ситуация зашла в тупик. Пиппо мог бы захватить значительную часть венецианских владений на материке, но ни за что не рискнул бы атаковать саму столицу. Венеция, со своей стороны, получила очередное доказательство того, в чем неоднократно убеждалась и раньше: Ломбардская равнина слишком велика, чтобы уверенно держать ее под контролем. Враги могли перемещаться по этой территории почти беспрепятственно, отступая и перегруппировываясь по мере нужды, но полностью очистить ее от сил противника было невозможно. Кроме того, с каждым месяцем военные действия обходились обеим сторонам все дороже, и, наконец, республика (обложившая всех своих граждан десятиной на имущество, чтобы компенсировать утраченные доходы с материковых городов) направила к Сигизмунду еще одно посольство, чему тот откровенно обрадовался. О постоянном мире не было и речи, потому что уступать права на Далмацию король по-прежнему не желал; но в 1413 г. стороны заключили перемирие сроком на пять лет, в основном благодаря усилиям главного венецианского переговорщика Томмазо Мочениго. В январе следующего года он все еще находился в Лоди при императорском дворе, когда прибыли гонцы с посланием, требовавшим немедленно вернуться к родным пенатам: по итогам только что прошедших выборов Мочениго стал шестьдесят вторым дожем Венеции.

21

Дож-провидец

(1413 –1423)

Устами умирающих глаголет истина.

Мэтью Арнольд

Микеле Стено, умерший в 1413 г., на следующий день после Рождества[207], оставил республику значительно более сильной, обширной и (несмотря на временное истощение финансов из-за войны с Венгрией) процветающей, чем когда принял ее под свое крыло. Однако за три года до смерти Микеле намеренно спровоцировал конституционный кризис, повлекший за собой устойчивые перемены в самом статусе дожа. Не будем подробно останавливаться на подробностях этого кризиса, вызванного тем, что дож поддержал прошение об аннулировании одного из постановлений Большого совета; скажем лишь, что дож в итоге столкнулся с угрозой отстранения от должности. Как человек гордый и упрямый, он не уступил, практически бросив своим оппонентам вызов. Если бы тем хватило духу пойти до конца, Стено закончил бы свои дни в изгнании, а то и на эшафоте, как Марино Фальеро. К счастью для него и для Венеции, здравый смысл возобладал; тем, кто желал осудить его, помогли выйти из ситуации, не потеряв лицо, и дело замяли. Но не забыли. Еще при жизни Стено в Венеции были приняты новые законы, наложившие еще более жесткие ограничения на дожескую власть. Среди прочего теперь любые двое из трех авогадоров (государственных прокуроров) получили право привлечь его к ответственности, если сочтут, что дож словом или делом ставит под угрозу конституционный строй. Более того, из дожеской клятвы его преемника (внушительного перечня обязательств, который давали на подпись каждому дожу при вступлении в должность) исключили одно из немногих оставшихся политических прав, имевших реальный вес, а именно право дожа на созыв аренго. В дальнейшем всенародное собрание граждан Венеции допускалось только с разрешения Большого совета и сената и только в предварительно согласованных целях.

Как патриот, семьдесят лет своей жизни отдавший служению республике, новый дож не слишком расстроился, узнав об этих дополнительных ограничениях. Имя Томмазо Мочениго впервые появилось на страницах истории в 1379 г., когда ему поручили незавидную задачу: донести до Венеции известие о гибели флота при Поле, в сражении с генуэзцами. Позднее он служил генерал-капитаном на Черном море, где в 1396 г. сумел спасти остатки христианский армии (выступавшей под началом короля Сигизмунда и состоявшей в основном из французов и венгров) после еще более сокрушительного поражения в битве с турецким султаном Баязидом при Никополе. После этого, как мы уже видели, Томмазо действовал в основном на дипломатическом поприще, но, едва приняв дожеский сан, опять столкнулся с растущей угрозой со стороны турок. На сей раз – не как сторонний наблюдатель: впервые за всю свою историю Венеция приняла активное участие в борьбе с Османской империей.

По ряду причин кажется удивительным, что прямого столкновения между ними не случилось раньше. За последние полвека османские войска захватили более половины Балканского полуострова, и к 1410 г. византийский историк Михаил Дука не без оснований предположил, что в Европе уже проживает больше турок, чем в самой Анатолии. Большинству христианских государств, по крайней мере в центральной и восточной частях континента, уже довелось испытать на себе закалку турецкой стали. Однако Венеция, по обыкновению предпочитавшая торговлю войне, до сих пор ухитрялась сохранять дружественные отношения с Портой, и в 1413 г., совсем незадолго до избрания нового дожа, полномочный представитель республики Франческо Фоскари заключил с новым султаном Мехмедом I договор, подтверждавший дружбу между двумя державами.

По сравнению с большинством османских султанов XIV−XV вв. Мехмед I был человеком миролюбивым. Он поддерживал добрые отношения не только с Венецией, но и с византийским императором Мануилом Палеологом. Однако весной 1416 г. турецкий флот, отправленный для борьбы с независимым герцогом христианского острова Наксос, давно уже чинившим препятствия османской торговле на Эгейском море, внезапно пустился в погоню за несколькими венецианскими торговыми судами, которые возвращались из Трапезунда. Турки гнались за ними до самого Негропонта (современная Эвбея), после чего напали на город. По счастью, неподалеку оказалась венецианская боевая эскадра. Ее командующий Пьетро Лоредано поначалу попробовал договориться с турецким адмиралом на базе последнего в Галлиполи, но дело зашло слишком далеко. Не дожидаясь исхода переговоров, два флота вступили между собой в битву, ход которой лучше всего описал сам Лоредано в депеше, отправленной с Тенедоса дожу и синьории 2 июня 1416 г.:

Сам я, как подобало командующему, решительно направил удар на первую галеру, сопротивлявшуюся стойко, ибо турки на ней сражались отважно, как драконы. С Божьей помощью я ее одолел и изрубил на куски большинство вышеназванных турок. Однако удержать ее удалось лишь дорогой ценой: с левого борта подступила другая их галера, откуда на нас дождем посыпались стрелы. Я сам не избежал их: одна поразила меня