Однако появившаяся десятилетие спустя информация о возврате намерений США уничтожить все эти убежища должна была подорвать уверенность советских лидеров в возможности выживания хотя бы для того, чтобы нанести ответный удар. В самом деле, именно это провозглашалось в качестве главной цели наших планов и новых военных возможностей: большое количество МБР с разделяющимися головными частями, более мощными и точными, и ракет подводного базирования нужно было для уничтожения большого количества советских подземных командных пунктов и все большего числа укрепленных стартовых ракетных позиций. Более того, расширение возможностей многоцелевых, мощных и очень точных ракет{243} Trident на подводных лодках означало, что удары по большинству советских командных пунктов, а также пусковых установок могут быть нанесены с близкого расстояния и неожиданно или почти неожиданно.

Главная идея и тогда, и сейчас{244} (см. ниже) закупки и размещения огромного количества боеголовок, способных уничтожать сверхукрепленные подземные командные центры, заключалась в удержании Советов (а ныне России) от нанесения первого удара при любых обстоятельствах путем лишения их шансов на выживание при первом же обмене ударами. С учетом этих возможностей вероятность того, что высшее советское руководство сможет реально забраться в свои бункеры при ударе без предупреждения, или того, что убежища выдержат наш удар, была чрезвычайно низкой. Этот очевидный факт в сочетании с намеренно распространявшейся администрациями Картера и Рейгана информацией о намерении добиться обезглавливания противника мог вызвать у советских лидеров и стратегов лишь отчаянное стремление к обретению сдерживающего ответного потенциала. Единственный способ добиться этого был тот же, что и у нас в эпоху предполагаемого советского ракетного превосходства. Они должны были делегировать право на запуск ракет командирам более низкого уровня и/или предусмотреть пуск по сигналу предупреждения об атаке, осуществляемый командирами высшего звена или компьютерами, которые более предпочтительны с точки зрения некоторых наших военных, таких как начальник NORAD генерал Лоренс Кутер. Как рассказывает Герберт Йорк:

Когда я впервые прочитал о новом акценте на обезглавливании противника во времена правления Картера, меня обеспокоило то, что такое откровение может подтолкнуть Советы не только к принятию системы пуска по сигналу предупреждения и делегирования полномочий. Стратеги вроде Холлоуэя рискованно полагали, что даже такое давление не заставит большевиков отказаться от централизованного контроля. Они ошибались. После того, как администрация Рейгана не только продолжила эту линию, но и усилила ее рекламу, Советы, как и следовало ожидать, стали активно искать средства противодействия. Мало того, подобно американцам, они, совершенно иррационально с точки зрения сдерживания, держали свои действия в глубоком секрете.

С окончанием холодной войны и появлением новых возможностей открытого взаимодействия американских и советских разработчиков планов и стратегических аналитиков Брюс Блэр – бывший офицер центра управления ракетами Minuteman, впоследствии ставший специалистом по проблемам управления и контроля – обнаружил, что Советы ответили на угрозу обезглавливания созданием сложной системы гарантированного ответа на американский удар, уничтожающий штаб-квартиру в Москве. Ей дали кодовое наименование «Периметр», а неофициально она известна под названием «Мертвая рука». Офицеры нижнего звена в глубоких подземных центрах управления далеко от Москвы должны получить по различным каналам ряд сигналов – сейсмических, электромагнитных, инфракрасных, радиационных – о том, что в Москве произошел ядерный взрыв, в дополнение к нарушению всех видов связи со столицей. Если это происходит, то они получают право запустить МБР, которые должны передать сигнал пуска на все пусковые установки, над которыми пролетают. Эти советские ракеты передают сигнал пуска не офицерам на земле, а напрямую пусковым установкам.

Первоначально в такой системе специальные ракеты предполагалось запускать автоматически по сигналу из Москвы без участия людей. Иначе говоря, это было абсолютное воплощение машины Судного дня, устройства, которое Герман Кан гипотетически описал в книге «О термоядерной войне» (On Thermonuclear War). По его представлению, разрушительная мощь этого устройства должна быть такой, чтобы обеспечить безусловное сдерживание, а его надежность должна обеспечиваться автоматикой. Мнения о том, действует ли эта советская система постоянно или активируется в кризисные периоды, расходятся, однако ее модернизировали после окончания холодной войны и совершенствуют по сей день.

Если машина Судного дня Кана автоматически срабатывала, скажем, в результате ряда почти одновременных взрывов в разных городах, то система «Периметр», похоже, активируется при ударе по одной лишь Москве. Это означает, что ядерная зима, которая наступит после приведения этой системы в действие, может стать неизбежной при единственном взрыве в Москве.