Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По этим причинам, на наш взгляд, президент Соединенных Штатов должен сказать американскому народу и всему миру о том, что мы по основополагающим этическим соображениям считаем неправильным начинать программу создания такого оружия.
Госсекретарь Дин Ачесон и представитель AEC Льюис Страусс имели другое мнение, как и председатель демократического большинства в Комитете по международным отношениям Сената и в Объединенном комитете по атомной энергии Конгресса. Президент Гарри Трумэн объявил 31 января о том, что он дал AEC распоряжение «продолжить работу над всеми видами атомного оружия{229}, включая так называемую водородную бомбу, или супербомбу».
GAC также рекомендовал «рассекретить достаточный объем информации по супербомбе{230} с тем, чтобы сделать публичное заявление о политике». Однако эта рекомендация шла в паре с обещанием не начинать разработку.
Из-за отклонения этого жизненно важного пункта Оппенгеймер и Конант задумались было об уходе из GAC, но Ачесон (который не хотел, чтобы публика знала о возражениях против программы и докопалась до их причины) уговорил их остаться. Поэтому они не ушли из GAC. Работать консультантами в нем продолжили и Ферми с Хансом Бете (последний тоже резко возражал против разработки до того, как Трумэн принял решение). Насколько мне известно, программу вообще никто не покинул, за одним исключением, о котором я узнал много лет спустя. Как ни удивительно, это был мой отец.
Как я уже говорил, мой отец во время войны занимался строительством авиационных заводов, выпускавших бомбардировщики и двигатели для них. Когда война закончилась, он осуществлял надзор за строительством объектов по производству плутония в Ханфорде, штат Вашингтон. Строительство сначала вела компания DuPont, а потом General Electric по контракту с Комиссией по атомной энергии. Чтобы занять должность главного конструктора проекта, мой отец перешел из машиностроительной фирмы Альберта Кана, где он проработал много лет, в компанию, которая превратилась в Giffels & Rossetti. Как он сказал мне впоследствии, эта фирма имела наибольший объем строительных работ в мире на тот момент, а его проект был самым большим. На протяжении всего детства я слышал подобные гиперболы.
Ханфордский проект был первый местом, где мой отец получил действительно высокую зарплату.
Однако, когда я учился на втором курсе Гарварда, отец ушел из Giffels & Rossetti по причинам, которые мне не были известны в то время. Работы у него не было почти целый год. А потом он опять стал главным конструктором одной из фирм. Без малого три десятилетия спустя, когда моему отцу было уже 89, я случайно поинтересовался у него, почему он покинул Giffels & Rossetti. Его ответ поразил меня. Он сказал: «Потому, что они хотели привлечь меня к созданию водородной бомбы».
Услышать такое в 1978 г. было совершенно неожиданно для меня. Как раз в том году я полностью посвятил себя борьбе с развертыванием нейтронного оружия – маломощных водородных бомб, которые президент Джимми Картер предлагал разместить в Европе. Радиус поражения потока нейтронов, генерируемых такой бомбой, значительно превышает радиус действия взрывной волны. При воздушном взрыве нейтронная бомба должна была давать сравнительно немного радиоактивных осадков. Нейтроны убивают людей, находящихся на открытом пространстве, в домах или танках, оставляя в целости здания, оборудование и транспортные средства. В Советах такое оружие насмешливо называли «капиталистическим», поскольку оно уничтожало людей, но не имущество. Однако там тоже испытывали нейтронное оружие, как, впрочем, и в других странах.
Я боролся против разработки и испытания такого оружия почти 20 лет – с той поры, как узнал о нем от моего друга и коллеги по RAND Сэма Коэна, которому нравилось, что его называют «отцом нейтронной бомбы». Он хотел, чтобы я оценил стратегические последствия появления подобного оружия, и рассчитывал на мою поддержку кампании по его развертыванию. К величайшему разочарованию Коэна, после изучения характеристик нейтронного оружия я сказал, что его разработка и размещение такого оружия слишком опасны.
Я опасался, что из-за небольшой мощности на это тактическое оружие вроде бы с контролируемым поражающим действием будут смотреть как на нечто пригодное для использования в боевых действиях и это повысит вероятность его первого применения в «ограниченной ядерной войне». Оно будет казаться заменой значительно более мощных «грязных» боеприпасов с обильными радиоактивными осадками, которые составляют львиную долю нашего арсенала и являются единственным, что есть у Советов.
В 1978 г., когда состоялся этот мой разговор с отцом, меня арестовывали четыре раза в штате Колорадо за блокирование железной дороги к заводу Rocky Flats, где производился весь плутоний дли водородных бомб и где планировали выпускать плутониевые сердечники для нейтронных бомб. Один из этих арестов пришелся на день Нагасаки, 9 августа 1978 г. «Триггеры», производимые на заводе Rocky Flats, были, по сути, компонентами атомных бомб того типа, который уничтожил Нагасаки в этот день в 1945 г.
Для каждой из многих тысяч водородных бомб, т. е. термоядерных бомб, стоящих на вооружении наших стратегических сил, требовалась атомная бомба типа Нагасаки в качестве детонатора. Сомневаюсь, что хотя бы один американец из сотни знает этот простой факт и, таким образом, понимает разницу между атомной и водородной бомбой или реалии термоядерного арсенала в последние 50 лет.
Наши общепринятые представления о ядерной войне – на основе знакомых картин опустошения Нагасаки и Хиросимы – абсурдно искажены. Эти картины показывают только то, что происходит с людьми и зданиями в результате взрыва всего лишь детонатора современного ядерного боеприпаса.
Плутоний для таких боеприпасов поступает из Ханфорда и завода Savannah River Site в штате Джорджия, а потом перерабатывается в компоненты боеприпасов на заводе Rocky Flats в штате Колорадо. Мы с поэтом Алленом Гинсбергом{231} и многими другими блокировали входы на завод 9 августа, чтобы помешать производству бомб в годовщину взрыва одной из них, уничтожившего 58 000 человек. (Примерно еще 100 000 человек умерли к концу 1945 г.)
Я никогда не подозревал о связи моего отца с водородной бомбой. Он как-то не вязался с моей антиядерной работой и акциями после окончания Вьетнамской войны. Я спросил его, что он имел в виду, когда говорил о причинах ухода из Giffels & Rossetti.
«Они хотели сделать меня руководителем строительства большого завода по производству материала для водородной бомбы». По его словам, компания DuPont, которая построила завод Hanford Site, должна была получить контракт от Комиссии по атомной энергии. Это был контракт на строительство Savannah River Site. Я поинтересовался, когда это произошло.