— Боже правый! — изумилась я, когда экипаж загромыхал от моста через Шаннон до церкви по единственной наклонной улице, по обе стороны которой теснились каменные дома восемнадцатого века. — Эта деревня совсем как наш Хауорт!

— Несомненно, — подтвердил Артур. — Я часто сравнивал их. Возможно, именно поэтому, едва явившись в Хауорт, я сразу почувствовал себя как дома.

Мы проехали четверть мили по главной дороге мимо церкви и очутились в прелестном лесу. Тут Мэри-Энн сказала:

— Еще несколько минут, и вы увидите «Куба-хаус».

— «Куба-хаус»? — повторила я. — А что это?

— Ну… наш семейный дом, — ответила Мэри-Энн.

— Какое необычное название. Почему он зовется «Куба-хаус»?

— Более ста лет назад местный уроженец Джордж Фрейзер был губернатором Кубы, — объяснил Алан, — и сколотил себе состояние, выращивая сахар. Он вернулся и построил дом. Теперь аллея и Королевская школа тоже называются «Куба» в его честь.

— Королевская школа? — спросила я. — Это учебное заведение?

— Да. Школа была основана в тысяча шестьсот тридцать восьмом году по указу Карла Первого, — сообщил Джозеф. — Наш отец много лет был ее директором, а после его смерти мой брат Джеймс заступил на его место. Сейчас там очень тихо и мило, поскольку все ученики разъехались на каникулы.

Увидев мое растерянное лицо, он добавил:

— Разве Артур не говорил вам?

Я взглянула на мужа — он смотрел в окно, на его щеках горел легкий румянец.

— Нет. Артур говорил, что ваш отец был священником и школьным учителем. Я полагала, что он преподавал в маленькой местной школе, а не в престижном заведении, основанном по королевскому указу, и понятия не имела, что он был директором.

Джозеф засмеялся и игриво ударил Артура по плечу.

— Таишься от собственной жены, кузен? Или ты промолчал из скромности?

— Дядя Белл был священником и учителем, равно как и директором, — тихо отозвался Артур.

— Он также получил степень доктора юридических наук в университете Глазго, — произнес Алан. — Он был весьма блестящим человеком.

— Вот мы и приехали, — объявила Мэри-Энн.

Экипаж остановился перед величественными чугунными воротами, створки были открыты. Мы въехали, и я с изумлением уставилась на дом Беллов.

Я ожидала увидеть скромный коттедж или «сельский дом», как небрежно называл его Артур. Однако особняк передо мной, расположенный в конце роскошной липовой аллеи в отдалении от большой дороги, на просторном лугу, в окружении превосходных лесов, был поистине образцом джентльменской усадьбы. Сам дом был огромным, построенным из кирпича и камня, с мансардной крышей, фронтонными крыльцами и террасой, обнесенной балюстрадой. Направо за особняком разворачивался ряд более низких школьных зданий из кирпича и камня.

— О! — воскликнула я, не в силах сдержать удивления и радости. — Он такой большой и красивый! Артур, это действительно твой дом?

— Не мой, — возразил муж, но я видела, что он сияет от гордости. — Я вырос в нем, и только.

— На самом деле он не наш, — признался Джозеф. — Это жилье директора школы. Нам повезло провести здесь много десятилетий, сначала благодаря папе, а теперь благодаря брату Джеймсу.

— Моя семья обитает в хауортском пасторате на тех же условиях, — кивнула я, — так что прекрасно вас понимаю. И все же, все же! Просто небо и земля! Какой великолепный дом!

— Беллы владеют и другими домами, поменьше, — сказал Алан. — Дядя скупил множество земель в округе, которые до сих пор сдаются в аренду фермерам.

— Папа был на двенадцать лет старше мамы, — добавила Мэри-Энн. — Над ней подшучивали, что она вышла замуж за старика ради денег, но они любили друг друга всем сердцем. Она почитала нашего отца до самой его смерти.

Когда мы остановились перед входом и выбрались из экипажа, множество людей — домочадцев и слуг, — а также четыре восторженных пса разных размеров и форм высыпали из главной двери особняка на дорожку. Нас с Артуром поприветствовали и представили хозяевам среди бесчисленных возгласов, объятий и поцелуев.

Алан Белл, старший сын тридцати лет, был священником; Джеймс Белл, двадцати восьми лет, был директором школы; Артур Белл, двадцати шести лет, надеялся стать хирургом; все трое явно получили университетское образование и казались истинными джентльменами по рождению и воспитанию. Даже младший сын Уильям, которому исполнилось всего пятнадцать, был очаровательным пареньком, обещавшим последовать по стопам братьев. Две замужние дочери не смогли к нам присоединиться, зато присутствовала двадцатилетняя Гарриет Люсинда Белл — прелестная девушка с такими же приятными и дружелюбными манерами, как у ее сестры Мэри-Энн. Мне одновременно представили так много незнакомцев, что голова пошла кругом, но я сразу почувствовала: все кузены Артура — умные, добрые и развитые люди, которые придутся мне по душе.

Управляла этим счастливым и бойким выводком миссис Гарриет Белл, вдова доктора Белла, а также тетя и приемная мать Артура и Алана Николлсов. Миссис Белл любезно протянула мне руки со словами:

— Вы не поверите, с каким нетерпением я ожидала этого момента.

Поразительно красивая женщина с элегантно уложенными темными волосами, облаченная в темно-синее шелковое платье, сшитое по последней моде, она держала себя с изяществом и простотой английской матроны: воплощенная доброта и благонравная утонченность. Ее акцент, как ни странно, также казался скорее английским, чем ирландским.

— Много дней я гоняла слуг, готовясь к вашему приезду. Артур! Мы разместим вас в зеленой комнате на первом этаже — там отличный камин и, на мой взгляд, лучший вид. Надеюсь, вам понравится.

— Комната замечательно нам подойдет, — заверил Артур. — Спасибо, тетя.

Он поцеловал ее, и мы проследовали в дом.

Просторная прихожая с высокими потолками была выложена мрамором. Мне удалось заглянуть в соседнюю столовую, не менее огромную и высокую. В элегантной гостиной, обшитой дубовыми панелями и красиво и удобно обставленной, нам тотчас подали английский чай. Все расселись по разнообразным креслам и диванам и начали есть, пить и весело щебетать.

Потягивая чай, я разглядывала великолепный интерьер и новые лица. Всё — и все — настолько превосходило мои самые фантастические ожидания, что я с трудом воспринимала происходящее. Я столько слышала об ирландской неряшливости, но по прибытии в страну не увидела ни одного ее проявления. А сейчас передо мной был образец английской утонченности и гармонии.

Внимая беседе, я узнавала обрывочные сведения о Беллах: миссис Белл и ее дочери играют на фортепиано и обожают шить и трудиться в саду; все домочадцы читают запоем и страстно любят животных.

— За прошедшие годы в нашем доме перебывало не менее тридцати псов, — сообщила миссис Белл, отставив чашку, — но лучший из них — мой дорогой крошка Фейри.