– При Трибельте многих расстреляли?

– Была задача принять превентивные меры на случай нападения Польши, которой помогала Англия. Изолировать потенциально неустойчивые элементы, возможных бунтовщиков и прочая. Ну и пошло соревнование холуев – кто больше в расход пустит, вплоть до разверсток на каждую деревню не менее стольких-то польских агентов. Потом самого Трибельта с подельщиками – за это… Официально, конечно, как за измену и террор по наущению польского генштаба. Потому как если дров наломали в результате враждебных происков – это народ еще как-то поймет, а если признать, что из-за дураков, – так это народ вновь во власти разуверится, ибо лакействующие дураки на Руси неизбывны. А разуверившийся во власти русский народ – это страшно…

«Удачно попал. Хотя если это организовало МГБ из второй реальности, то им и надо, чтобы попал удачно. Кстати, и во вторую попал удачно, аж подозрительно. Или это тоже кому-то было надо? В нашей реальности? Но почему я? Или вместо меня должен был пойти кто-то другой, а я оказался случайно? Как Никулин? Пароль старый – «Черт побери»?»

– Кстати, – продолжал Ступин, – ваши легкие танки решили делать на Черкизоне… Чем это вы так удивлены?

– А это… это что, фамилия у него такая?

– Какая фамилия?

– Черкизон – это здесь что или кто?

– Что. Это сокращенно от «Черкизовский Фордзон». А у вас был знакомый с такой фамилией?

Виктор отрицательно помотал головой.

– Ну вот, там главный конструктор, Астров его фамилия, предлагает вместо сорокапятки поставить разрабатываемый сейчас тридцатисемимиллиметровый автомат с ленточным питанием. Тот, что вы предложили на ЗСУ в виде спарки. В башне-то все-таки один человек, а тут и заряжающего не надо, и скорострельность, а броню эта зенитка даже как бы и не лучше сорокапятки пробивает. По каким причинам вы ее не выбрали?

– Основная – то, что сорокапятку уже выпускают, а эта еще не доведена. Ну и снарядов к ней не хватало в нашей реальности.

– Ну это можно скорректировать, года два-три у нас пока есть. В принципе не возражаете?

– Какие возражения? KwK 36[38]отдыхает…

Между делом Виктор все-таки составил записку о противоснайперском ружье, кумулятивных бомбах малого калибра для сбрасывания на колонны танков противника со штурмовиков Сухого, и еще о ряде технических вещей, которые, как ему казалось, должны были здесь пригодиться. В жару купались в бассейне, вечером смотрели телевизор, и Лена музицировала на пианино. Ночью из дома выходить не разрешалось – на территорию выпускали собак, днем бродить не было времени, так что выходило, что Виктор все время находился возле дома и на глазах у охраны.

Во второй вечер пребывания в своем комфортном заточении, прибираясь в спальне под девичью нежность аккордов «Тангерины», Виктор подумал, что одежду двадцать первого столетия ему возвращать явно не торопятся. За стеной шумела вода – это Лена принимала ванну.

Вешая пиджак на плечиках в гардероб, он обратил внимание, что один из двух шурупов, которым крепилась деревяшка, что удерживала палку, на которую и вешали эти самые плечики, немного недовинчен и чуть выступает. В Викторе заговорило чувство хозяина; он достал складной ножик с отверткой и попытался поправить. Шуруп дальше не лез, зато отвинчивался неожиданно легко. Из любопытства Виктор попробовал второй шуруп; он так же легко поддался.

Это навело Виктора на мысль отвернуть деревяшку полностью и посмотреть, что же мешает первому шурупу. Перевесив одежду на стул, он так и сделал, а чтобы не мешала палка, вынул ее из второго гнезда. К удивлению Виктора, с одного конца она оказалась полой, а внутри углубления виднелись туго скрученные листы бумаги. Поддев ножом, он вытащил их наружу.

В руках у него оказалось что-то вроде тетради без обложки; поддавшись искушению, он принялся перелистывать чуть пожелтевшие страницы. Внутри оказались какие-то фамилии, непонятные обрывки фраз с сокращениями слов, адреса и цифры.

– Что это у вас?

Виктор обернулся – сзади стоял Ступин.

– Прошу прощения, дверь была приоткрыта, и я не стал стучать. Можно полюбопытствовать? – Ступин кивнул на тетрадку в руках Виктора.

– Это ваша? – спросил Виктор его с детской непосредственностью в голосе. – Я вот тут начал ремонтировать, чтобы шуруп не цеплял, смотрю – а здесь бумажка торчит из палки.

– Тайник?

– А разве это не тайник жандармерии? Я думал, так надо.

– Забыл вам сказать, – ответил Ступин, протягивая руку за тетрадью, – это одна из дач Эрлих-Кричевского. Точнее, была. Мебель не меняли.

Он бегло перелистал тетрадь и остановился на странице с фамилиями.

– Вот он где был! Это называется – понадейся на оперативных сотрудников. Обыск делали, а до такой простой вещи…

– Ну я тоже случайно. Гляжу – шуруп торчит.

– Целый шуруп! Нет, это… Ну сколько говорить, что мелочей у нас не бывает! А еще говорите, что не служили в полиции. Или комсомольский оперотряд проводил обыски?

– Не проводил. В кино было много детективов, где проводят обыски. И по телевизору.

– А это идея. Фильмы и телепостановки, где покажут, как жандармерия защищает простого русского человека от врагов империи. Буду смотреть с интересом…

– Что?

– Я говорю – будут смотреть с интересом.

Он повернулся к двери, отошел к ней на шаг, как бы раздумывая, говорить или нет, и вдруг вновь обернулся к Еремину:

– Знаете, Виктор, что вам посчастливилось найти? Списки участников заговора. И вот, к примеру, эти, эти, – он отчеркнул ногтем на раскрытом листе пару фамилий, – у нас еще не проходили. Нет, вы просто не представляете, какую неоценимую услугу оказали империи.

– И… что теперь с ними будет?

– Со списками?

– С теми, что еще не проходили.

– Дознание будет. Видите ли, Виктор Сергеевич, господин Эрлих-Кричевский, со своим гонором и амбициями изведший многих российских стратегов старшего поколения, завел, как Сусанин, перевооружение армии в такое болото, что никакого другого выхода, кроме мятежа и переворота, у него не оставалось.

– И армия пошла бы против законной… законного императора?

– Виктор Сергеевич, ну вы же не с другой планеты, историю России помните. У одного императора стрелецкий бунт, другого шарфом придушили, потом романтики-декабристы на Сенатской площади, наконец, Корнилов… А теперь все, есть основная улика, что заговор был, и все нити его – в наших руках! Пока не ставьте на место, сейчас вызову следственную группу, оформим процессуально изъятие. – И он выскочил за дверь.

Виктор остался растерянно стоять посреди комнаты. С одной стороны, получалось, что из-за него, из-за его любопытства теперь кого-то арестуют, может, даже десятки или сотни, если начнут раскручивать и искать сообщников, могут осудить или даже расстреляют или повесят, – Королев вроде что-то насчет виселицы говорил? С другой стороны, это и действительно мог быть мятеж, – а мятеж людей, боящихся возмездия, всегда опасен, ибо трусливые жестоки. Наконец, вся эта история с бумажкой могла быть просто подстроена жандармерией, чтобы повязать его, Виктора, посаженными или казненными благодаря его действиям людьми, и черта с два тут проверишь. Например, кого-то все равно собирались казнить и в списочек занесли. А когда человек чувствует себя виновным в страданиях или гибели других людей, это уже его слабое место.