– Спасибо. Меня уже инструктировали. И предупредили, что меня в самолете могут придушить во сне, сделать укол яда, выбросить через аварийный люк…

– …Пустить газ через замочную скважину. Очень хорошо. Так что располагайтесь и можете приступать к работе.

– Вставайте! Скорее!

Один из охранников тряс Виктора за плечо.

– Что, уже завтрак? Я столько проспал?

– Здесь полярный день. Скорее, держите одежду.

– Что-то случилось?

– Сейчас все увидите.

Моторы нудно гудели – «р-р-ры, р-р-ры, р-р-ры…», – этот гул и дрожание всех предметов, стен, потолка, койки преследовали Виктора, казалось, даже во сне.

Через окно лился то ли утренний, то ли вечерний свет. Хотелось спать. Коридор показался каким-то тоннелем в холодильнике.

– Э-э… аыах. Куда идти-то?

– Сюда. – И охранник ткнул рукой в направлении небольшой дверцы с красной надписью «Вход воспрещен» сразу за буфетом. Дверца приоткрылась, из нее высунулся Быгов:

– Давайте, давайте…

Виктор протиснулся вслед за ним вперед и обмер.

Это была кабина пилотов, узкая, с четырьмя креслами по два один за другим и проходом между ними. В креслах сидели люди, откинув головы на подлокотники и закрыв глаза. Перед передними креслами свободно замерли два черных штурвала.

– Они чего… спят, что ли?

– Да. Обе смены. И штурман внизу. Похоже, что экипаж усыпили, кроме стюардесс. Их опрос ничего не дал. Они носили какао, но, похоже, не в нем дело.

– Их могли отравить еще на земле.

– Замедленного действия?

– Да. У нас было в одном фильме… «713-й просит посадку».

– А о нем вы не вспомнили?

– Ну такой способ, кроме фильма, не применялся… обычно бомба или оружие проносили…

– Фильм чем кончился?

– Ну чем кончился… – Виктора удивило, что Быгов в такой ситуации спрашивает о кино, но тут Быгов схватил его одной рукой за плечо:

– Да очнитесь же вы наконец! Чем кончился фильм??? Что со всеми было там???

«Тьфу, черт, какой же я тупой…»

– Спаслись они.

– Как спаслись? Вспомните!

– Пассажир посадил самолет. Пилот ему подсказывал и с земли, по радио.

– Пилот проснулся?

– Он шевелиться не мог, только говорить.

– Как его разбудили?!

– Подождите, дайте вспомнить… давно смотрел… кололи ему что-то, кофеин вроде.

– Сейчас. Лена! – Белов обернулся назад. – Кофеин ищите! И вообще любое возбуждающее!

– А с землей уже связались?

– Пробовали. Никто не отвечает. Видимо, экипаж заснул раньше, чем успели уточнить курс, и нас отнесло. Радиомаяк не принимает, по магнитному компасу в этих широтах можно определить день рождения бабушки штурмана. Остается гирокомпас, но на него, я слышал, действует вибрация.

– Не пробовали по радиокомпасу просто на станцию какого-то города настроиться? Как в «Воздушном извозчике»?

– Пытались. В наушниках только трещит и воет. Магнитная буря, что ли.

– А где мы примерно находимся?

– Внизу видны горы. Возможно, Верхоянский хребет. Мы идем над ними на высоте порядка пяти тысяч. Если верить штурманской карте, сейчас внизу должна быть тундра.

– И сколько горючего осталось?

– Примерно на час. Ну километров сто пятьдесят – двести протянем, знать бы только, куда тянуть и что потом.

– Это возмутительно! – раздался голос сзади. – Я буду подать на вас жалобу в государственный департамент! Это есть произвол, нарушение гарантированных вашей страной прав!

– Да, конечно, мистер Терразини. Вы имеете право обжаловать наши действия и подать в суд. Но прошу вас сначала посмотреть на это. Сюда, пожалуйста.

– Oh, shit![39]– воскликнул Терразини, заглянув в кабину. В этот момент он мало походил на итальянца. – Надеюсь, это не есть инсценировка?

– Я бы на вашем месте надеялся на обратное, – сухо заметил Быгов. – Уверяю вас, мистер Ропски, он же Терразини, что персонально вы нас не интересуете. Нас интересуют курсы пилотов-любителей, упомянутые в вашем досье. Виктор Сергеевич, Степан Иванович, освободите место для пилота, только постарайтесь не задеть штурвал. А вы, – продолжил он, обращаясь к Терразини, – повторяю, имеете право обжаловать наши действия и подать в суд за моральный ущерб и вторжение в частную жизнь. На оставшихся в живых, разумеется.

– Да, я понимаю, – пробормотал Терразини, когда Виктор вместе с одним из охранников протаскивали мимо него пилота, – нет вариантов. Я буду повернуть самолет на север и вести до тундра или пляж, берег моря. Теперь лето, тундра есть как это, вода есть, земля как губка с водой, с таким шасси мы будем перевернуться. Вода, море тоже. Но нет вариантов. Если не затрудняет, пусть стюардесс делает для меня коктейль какой-нибудь. Также есть последнее желание – хорошо бы блондинка, но здесь не есть подходящее место, поэтому мой выбор коктейль.

– Если вас не оставило чувство юмора, это вселяет надежду.

– Мистер Быгофф, это вы дать мне надежда попасть на первый полоса каждой газет всего мира. Позовите сюда мисс Кларк, она есть крепкий девушка, не будет иметь никакой обморок. Я буду здесь диктовать репортаж. Надеюсь, он не будет уничтожен через огонь после лэндинг.

«Шутник, однако…»

– Кофеина нет, – потянула Виктора за рукав Лена, – есть куча бинтов и морфия.

– Морфия? Они тут что, нарики?

– Это же обезболивающее!

– Потрясающе. А кокаина тут нет?

– Однопроцентные кокаиновые капли с адреналином и с трехпроцентным эфедрином? Это у меня сосед по каюте закапывает в нос от гайморита. Может, пойдет как возбуждающее? В бессознательном состоянии ему промывать желудок бесполезно. – И она кивнула на усаженного в кресло пассажирского салона пилота.

По коридору стучали туфли стюардессы. У стюардесс тут туфли тоже на низких каблуках.

– Вот… вот пледы и грелки.

– Хорошо. Обкладывайте. А вы тащите второго.

– Hey, what happened to crew?[40]– раздалось над ухом командным тоном.

«Shit happens»[41], – машинально подумал Виктор, но вслух не сказал.