меньшевикам в изгнании, они постепенно утратили остатки своего влияния, превратившись в «живое ископаемое», вымирающий рудимент некогда полнокровного социалистического движения[440].

Тот факт, что большинство членов русской «Поале Сион» предпочли пойти на уступки и сдаться, было бы несправедливо считать проявлением слабости или идеологической нестойкости этой партии перед лицом большевизма. Ведь и другие еврейские партии повели себя так же. Многие еврейские социалисты не устояли перед искушением связать свое будущее с более многочисленным и мощным движением, тем более что единственной альтернативой были тотальная изоляция, политические репрессии, обыски, экономические и политические санкции и — в конце концов — арест. Ибо сионисты, согласно советским догмам, были не просто «национал-уклонистами», а еще и агентами британского империализма, и доказать обратное было невозможно — даже полной поддержкой курса международной политики Советского Союза. Антисионистский «Бунд» сдался еще раньше, чем «Поале Сион»: в апреле 1920 г. он сменил название на «Коммунистический Бунд» и изменил идеологическую платформу. А год спустя был предпринят последний, роковой шаг: «Бунд» присоединился к Евсекции. И даже немарксистские группы (например, социал-сионисты) испытывали симпатию к активному характеру молодого советского режима. «Мы были очарованы дерзостью большевиков, которые твердо решили воплотить свои идеи в реальность», — писал один из социал — сионистов много лет спустя[441].

Новые иммигранты, прибывшие в Палестину с третьей алией, могли выбирать любую из двух рабочих организаций — «Хапоэль Хацаир» и «Поале Сион». Но обе эти партии были основаны предыдущим поколением иммигрантов, и теперь их существование во многом утратило свой смысл. Даже некоторым из довоенных иммигрантов, например Берлу Кацнельсону, не казалось возможным вступить в какую-либо из этих партий, тем самым противопоставив себя другой. После войны окрепла тенденция к созданию Объединенной социалистической партии, и весной 1919 г. на собрании в Петах Тикве с этой целью была основана новая группа — «Трудовой союз» («Ахдут Ха’авода»). Эта новая организация была задумана как конфедерация профсоюзов, в которую должны будут влиться старые группировки; но, поскольку «Хапоэль Хацаир» отказалась присоединиться к «Трудовому союзу», последний вскоре превратился в политическую партию. На тот момент идеологические разногласия между «Трудовым союзом» и «Хапоэль Хацаир» уже практически сошли на нет. Обе эти партии стояли на позициях прагматического конструктивизма. Тот факт, что «Хапоэль Хацаир» по-прежнему входила в социалистический Интернационал, а ее соперница воздержалась от вступления в какие бы то ни было международные организации, не играл решающей роли. Но «Хапоэль Хацаир», в отличие от «Трудового союза», рассматривала еврейских рабочих не как пролетариат, чьи интересы жестко противостоят интересам всех других классов, а как активную силу, участвующую в построении национального дома для евреев на основе социальной справедливости.

Если сопоставить лидеров двух этих партий, то между ними обнаружатся явственные различия в чертах личности и характера. Лидеры «Ахдут Ха’авода» были более жесткими, агрессивными и радикальными — как в своих социалистических принципах, так и в своем национализме. «Хапоэль Хацаир» же более склонялась к умеренным позициям, отвергала всякий пафос и была менее политизированной[442]. Она не пожелала объединиться с «Трудовым союзом», поскольку опасалась, что лидеры «Ахдут Ха’авода» с их политическими амбициями просто-напросто подавят любую оппозицию внутри единой партии. А. Д. Гордон выразил эту позицию совершенно открыто. Но «Хапоэль Хацаир» пришлось дорого заплатить за свой отказ «объединиться любой ценой». Чтобы успешно противостоять своим соперникам в борьбе за авторитет, ей волей-неволей пришлось превратиться в обычную политическую партию, подражая деятельности «Трудового союза»; в результате она утратила львиную долю своей оригинальности. Партии состязались за право организации профсоюзов: одни швеи и сапожники входили в профсоюзы «Хапоэль Хацаир», другие предпочитали «Ахдут Ха’авода». Одни питались в столовых «Трудового союза», другие предпочитали пищу (или идеологию) «Хапоэль Хацаир». Прежде «Хапоэль Хацаир» не занималась организацией городских рабочих, но соперничество с «Ахдут Ха’авода» вынудило ее освоить новую сферу деятельности.

Главным образом между этими двумя партиями шла борьба за привлечение симпатий новых иммигрантов из Восточной Европы. В то время самым мощным молодежным движением в Восточной Европе было «Цейре Сион». Прежде оно было тесно связано с «Хапоэль Хацаир», и та надеялась на поддержку со стороны членов этого движения, приезжавших в Палестину. Однако эти надежды осуществились не полностью: многие члены «Цейре Сион» встали на сторону «Трудового союза». Полемика между двумя партиями разворачивалась не только на словах: они сражались друг с другом буквально за каждого нового иммигранта, и порой в порту Яффы происходили совершенно непристойные сцены. Как только прибывало очередное судно, представители соперничающих партий пытались тут же, у трапа, завербовать новых членов и вели себя при этом, точь-в-точь как носильщики, ссорящиеся из-за багажа какого-нибудь туриста. Молодые сионисты, только что прибывшие из Восточной Европы, сначала недоумевали, а затем испытывали потрясение и отвращение. «Хапоэль Хацаир» страдала от подобных склок сильнее, чем ее соперники, поскольку она до сих пор считала себя «совестью» трудового движения, а не обычной партией, погрязшей в политической борьбе. Ее лидеры не хотели тратить время на разработку новых программ и платформ. Их целью и смыслом существования была охрана фундаментальных ценностей лейбористского движения, которые оказались под угрозой в тот период массовой иммиграции.

«Хапоэль Хацаир» пользовалась авторитетом, в основном, среди сельскохозяйственных работников; в городе ее влияние было ограниченным. Но, с другой стороны, ее поддерживали многие писатели, учителя и прочие интеллектуалы. В политическом плане такая поддержка давала немного, но она обеспечивала движению определенный престиж. И если «Ахдут Ха’авода» привлекла больше сторонников в Палестине, то «Хапоэль Хацаир», насчитывавшая множество приверженцев за рубежом, располагала более сильной фракцией на сионистских конгрессах. В 1921 г. один из членов «Хапоэль Хацаир», Иосиф Шпринцак, был избран в Исполнительный комитет сионистской организации: это был первый случай, когда представитель трудовой группы вошел в число официальной верхушки всемирного движения. И хотя ожесточенная борьба между двумя партиями продолжалась, они постепенно начинали понимать, что удвоение усилий практически во всех областях работы — это пустая и бесполезная трата времени. Особенно наглядно этот недостаток проявлялся в организации соперничающих профсоюзов. И в июле 1920 г. была учреждена всепартийная комиссия для изучения возможностей создания объединенных профсоюзов, которые взяли бы на себя все виды деятельности, не связанные с политикой: союз потребителей, фонд взаимопомощи, биржу труда. В декабре 1920 г., после долгих дискуссий, была основана Федерация еврейского труда (Хистадрут). Из 87 делегатов, избранных в совет этой федерации голосованием 4433 членов всех трудовых партий, 37 принадлежали к «Ахдут Ха’авода», 26 — к «Хапоэль Хацаир», 16 — к «Хашомер Хацаир», а остальные 6 — к «Поале Сион».

Отныне контроль над экономической деятельностью еврейских рабочих был сосредоточен в руках нейтральной, беспартийной организации, которая стала управлять иммиграционной службой