Однако когда Еременко повторно изложил свои соображения насчет разновременного начала наступления двух фронтов, Георгий Константинович воспринял эту идею более благосклонно: «На сей раз Жуков слушал меня с большим вниманием и в конце моего доклада сказал: «Хорошо, согласен на одни сутки. Так и буду докладывать Сталину на утверждение».

– Я прошу доложить на двое суток.

– Нет, нет, – сердито возразил он, – одни сутки, больше не дадим! – Ясно, – ответил я и подумал, что не для себя прошу эти дни, а для общего дела, для нашей страны… На этом и закончилось обсуждение вопроса о сроке начала атаки. Я весь кипел внутри и возмущался. Жуков боялся, как бы не застопорилось наступление Юго-Западного фронта. В какой-то мере он вместе с Ватутиным готовил это наступление. Подготовку войск Сталинградского фронта осуществлял я. И вдруг они более успешно будут действовать?!

Следует сказать, что жуковское оперативное искусство – это превосходство в силах в 5–6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством и на крови строит свою карьеру.

Он боялся даже в таких условиях, когда Ватутин сосредоточил на узком фронте танковую армию тов. Романенко (5-ю танковую. – Б.С.), два совершенно свежих танковых корпуса, 3-ю ударную общевойсковую армию тов. Кузнецова (в действительности В. И. Кузнецов командовал 1-й гвардейской армией Юго-Западного фронта. – Б.С.), 21-ю общевойсковую армию, несколько отдельных танковых бригад, кавалерийский корпус и много других частей усиления. С такой силищей трусил, хотел, чтобы войска Сталинградского фронта оттянули на себя силы противника. Вот когда Жуков показал свою шкуру».

Насчет того, что разведение по срокам начала наступления Сталинградского и Юго-Западного фронтов на два дня вместо одного сделало бы поражение германских войск под Сталинградом еще более сокрушительным, Еременко был абсолютно прав. Немецкие историки и мемуаристы после войны документально подтвердили, что в случае задержки атаки войск Сталинградского фронта еще на одни сутки, все немногочисленные резервы 6й армии и группы армий «Б» были бы уже введены в бой против соединений Юго-Западного и Донского фронтов и не успели бы вернуться для противодействия атаке Сталинградского фронта.

Хотя вряд ли это принципиально повлияло бы на ход событий, разве что уменьшило бы потери Сталинградского фронта при прорыве обороны противника.

И относительно жуковского пренебрежения к потерям подчиненных ему войск, готовности делать карьеру на крови собственных солдат Еременко не ошибался. Правда, иначе не воевали и другие советские генералы, включая самого Андрея Ивановича. Если бы Сталин действительно считал плохим руководством то, которое вело к большим потерям, то ни один командующий фронтом не продержался бы на своем посту больше месяца.

Жуков вместе с Василевским в качестве представителей Ставки готовили контрнаступление под Сталинградом. Правда, по мнению Рокоссовского, представители Ставки больше мешали, чем помогали командующим фронтами: «Представителям Ставки и начальнику Генерального штаба… следовало находиться именно в Ставке, у руля управления всеми вооруженными силами, где вырабатывались и принимались основные решения на действия войск, а не отрываться от своих прямых обязанностей выездами в войска. Доложив о вступлении в командование войсками фронта, я попросил предоставить мне возможность командовать войсками непосредственно. Крепко поддержал меня в этом Маленков, заявив Жукову, что моя просьба вполне обоснована, а потому действительно им сейчас здесь делать нечего. В тот же день они улетели в Москву». Хоть и был Георгий Константинович заместителем Верховного, но своему тезке Георгию Максимилиановичу перечить не рискнул – как-никак, член ГКО, пользовавшийся особой благосклонностью Сталина, будущий официальный преемник вождя.

В канун Нового 1970 года Еременко писал одному из сослуживцев: «Жуков Г. К. в своей книге «События и размышления» (очевидно, «Воспоминания и размышления». – Б.С.) все победы аккумулирует на себя, где он – там и победа. Почитаешь его книгу, где он описывает Сталинградскую битву, и диву даешься, как умеют люди подтасовывать события и подносить читателю такую несусветную ложь.

Мы знаем, что Жуков приезжал под Сталинград (в Сталинграде он не был, там стреляли) и сидел с Маленковым в отрытом для них блиндаже в 30 км севернее Сталинграда и оттуда пытался нам помогать. Он хотел помочь нам, он имел прямые указания от Сталина, но у него ничего не вышло, а то единственное решение, которое он принял, принесло большой вред. Он завернул к себе все резервы, которые шли в Сталинград, это нам стоило очень дорого, мы из-за этого отдали врагу Тракторный завод.

Но не в этом главное, главное в том, что он приказал моему заместителю по Сталинградскому фронту тов. Гордову построить глубокие боевые порядки.

Никто из представителей Ставки не мог вмешиваться в командование армиями Сталинградского и Юго-Восточного фронтов, тем более, что я не из тех командующих, чтобы допустить анархию в командовании и в управлении войсками подчиненных мне фронтов, чтобы кто-либо из представителей Ставки отдавал распоряжения армиям через мою голову. Такого не было, и быть не могло. Все решения, будь то наступление или крупный контрудар, либо другие боевые действия принимались только мною, и только я за своей подписью издавали соответствующие приказы и распоряжения. Все планы операций на основании моих решений разрабатывали штабы фронтов и утверждались мною…

Я хорошо помню, как 20 сентября 1942 года мы с членом Военного совета с разрешения Сталина выехали из города Сталинград на Сталинградский фронт, который действовал севернее Сталинграда, чтобы разобраться, почему нет успеха в наступлении войск Сталинградского фронта, на который мы так надеялись.

Побывав в армиях и дивизиях, мы установили главные причины, мешавшие войскам выполнить мой приказ об уничтожении противника, вышедшего к р. Волга в районе Рынок, Латашанка. Этими причинами были: во-первых, плохая разведка перед наступлением, поэтому артиллерийская подготовка велась не по целям, а по площадям, что давало малый эффект; и, во-вторых, боевые порядки войск строились на узком фронте с глубоким эшелонированием в глубину.

Каждой дивизии было нарезано по 1,5 км фронта…

Дивизия строила боевой порядок так: в первом эшелоне – один батальон (больше не вмещалось), а остальные батальоны занимали боевые порядки в глубину, всего в дивизии было девять эшелонов. Таким образом, из девяти дивизий, наступавших на фронте 12 км, в первом эшелоне всего было девять батальонов, а остальные 40 батальонов стояли, построенные в глубину, бездействовали, в бою, по сути дела, не участвовали и несли страшные потери от артиллерийского огня и авиационной бомбежки врага. Получилось так, что когда первые эшелоны дивизий понесут потери, занимают их вторые; то же получалось и со вторыми, и третьими и т. д. Вот так и бил противник наши войска по частям. Получилось как игра в поддавки… Таким образом, наше превосходство в силах на этом участке атаки сводилось к нулю, ибо 1/7 или 1/8 часть сил дивизии вела бой.

На совещании присутствовали Жуков и Маленков, но никто из них не выступил, они чувствовали свою вину в создании такой густой группировки.