На Акопа от таких откровений накатила обида на всю Вселенную до слёз и соплей. Что-то было не так вообще. А, ладно, хусым. Всё равно этому миру пепелац пришёл. Вот бутылка старого дорогого коньяка отвлечёт немного от обиды, а потом Акоп всем покажет, кто здесь главный, а кто какашка. Пробка на бутылке не стала преградой для пожара душевной страсти, и, вскоре, Акоп лихо выдул содержимое бутылки. И здесь его провели, как лоха: якобы дорогой коньяк, как оказалось, был совершенно безвкусным и без градусов — чуть послащённая водичка. Пришлось выпить и вторую бутылку, якобы отменного коньяка. Тьфу ты — такая же безвкусная дрянь. Однако, хоть он и выпил голимую дрянь, организму захорошело. В голове стало кристально чисто, даже голос заткнулся, пробормотав что-то невразумительное. Вот теперь порядок! Оказывается, его метод рулит. Хороший ход. Теперь Акоп готов сделать этот грёбаный мир чище, лучше и справедливей. Но, как его сделаешь лучше, если сам Акоп изменился под воздействием непонятной, но жуткой силы: он стал некромантом — ой, держите меня семеро. Люди, за что мне такое счастье? Я же не хочу быть некромантом, но вдруг осознал им себя. А что должны делать некроманты? Да, бес их знает. Вроде должны мёртвых оживлять, живых на кусочки рубить. Б-е-е. Как противно-то быть некромантом. С другой стороны: с волками жить — по волчьи выть. Или, перефразируя народную киргизскую мудрость: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай». Это я к чему? А к тому, что надо срочно поговорить с Наринэ, на предмет её природного блядствия. Совсем совесть потеряла женщина. Может моя некромантская сущность её напугает, и она откажется от съёмок в порнороликах? Звезда, мля. Вторая Илона Шталлер, которая Чиччолина. Надо идти и наставительно поговорить с ней на эту тему, да и с Аревик тоже: надо популярно объяснить дурочкам, чего они хотят на самом деле.

Разъяснить дурочкам, чего они хотят на самом деле, не получилось по причине того, что дурочки оказались не дурочками, прикидывающимися овечками с церковными свечками, а самыми настоящими вампирами. Переродились обе в упырей, пока он ходил в подвал. Слушать они его не захотели, оттирать свои морды от крови тоже, зато, бывшая благоверная на законного супруга ещё и батончик покрошила, назвав мужа и отца умалишённым. Диалог не задался, что опечалило Акопа, заставив того задуматься: вампиры есть, извращенцами весь отель забит, монстры где-то рядом бегают, он сам некромант, до полного комплекта не хватает гномиков, Франкенштейнов, оборотней, привидений и саламандр с кикиморами. Зачем он об этом подумал? Вся нечисть так и полезла со всех щелей. Хорошо хоть призрак коммунизма не явился. Пришлось принимать меры по устранению угрозы. Распорядившись овампирившимся жене и дочке залезть под кровать и не искать себе доноров, Акоп, преисполненный энтузиазмом, пошёл воевать с нечистью. Главное найти их гнездо и разогнать нечистых обитателей гнезда ссаными тряпками. Неприменно ссаными за неимением завалящего огнемёта. «Орлиное гнездо» будет моей последней линией Маннергейма — решил воинственный отельер.

— Быстро разгони монстров, а потом начинай строить зиккурат, — сам себе распорядился Акоп. Это была его программа-минимум.

Выйдя из дверей гостиницы во двор он не удивился, когда увидел во дворе группу извращенцев, грустно уставившихся на догорающий шашлык. Да и плевать на них! Ишь уставились охламоны. Оглянувшись по сторонам, Акоп нашёл подходящую сухую ветку в куче хвороста, приготовленного для костра. Пойдёт — решил он. Затем на виду собравшейся публики стал снимать штаны. А чего ему всяких извращенцев стыдится? Они и не такое видали. Штаны он привязал к ветке. Вот теперь в самый раз, есть чем гонять монстров. Остался только маленький штришок к картине, да и, как раз, выпитый коньяк просился наружу. Акоп деловито помочился на штаны, не замечая удивлённых взглядов постояльцев. А что, и так можно здесь поступать?

Перед тем, как идти воевать с монстрами, то есть гонять их ссаными тряпками, Акоп обвёл грозным некромантским взором собравшихся постояльцев и объявил им, как отрезал:

— К моему топору чтоб никто и пальцем не прикасался, иначе приду и покараю.

Постояльцы-извращенцы по-людски говорить не хотели, что-то бормотали на своём зверином наречии. Ну, раз так, то и я буду с вами говорить на понятном вам языке. Издав рев благородного оленя, взывающего к совести самки, Акоп ринулся гонять монстров, не забыв прихватить ветку с мокрыми штанами.

Двадцать девятая наблюдала над действиями людей с огромным интересом. Надо же, какие у них интересные ритуалы: то мясо жгут, то мясо закапывают в землю. А что делает тот упитанный человек? А, понятно: он метит свою территорию своими запахами. Самцы всегда так поступают. Вот только двадцать девятой не понравилось, что этот толстяк, громко вопя, побежал прямиком к месту, где она укрылась, устроив наблюдательный пункт. Когда Акопу оставалась метра три до лёжки чудовища, двадцать девятая не выдержала и выскочила из своего убежища. Два существа столкнулись нос к носу. Глаза двадцать девятой стали, как блюдца, когда она сообразила, что человек охаживает её телеса веткой с намотанной на ней вонючей тряпкой.

— Это что такое делается? — начало приходить в себя чудовище. — Самец меня метит, как свою собственность?

На ум двадцать девятой пришло только одно: надо рвать когти! И она рванула.

Почти всё население «Орлиного гнезда» наблюдала дикую картину, как владелец гостиницы лупит огромного монстра почём зря. Вот бесштанный Акоп, вопя, бежит, сломя голову, куда-то в зелёнку, вот перед ним, разбрасывая листья и ветки, появляется свирепое чудовище и начинается сражение. Только результат сражения поразил народ: монстр стал удирать во все лопатки.

— Эк его переклинило, — прокомментировал ситуацию Рудик, имея в виду забег Акопа.

— Торкнуло мужика не слабо, — согласился, стоящий рядом Паша. В современной психиатрии Ковальский знал толк.

— Заколбасило, — вставил своё слово Эдик. — Силён мужик! Уважуха ему, но топор я всё же спрячу.

Двадцать девятая удирала со всех лап, лихо пробуксовывая на поворотах. Только благодаря когтям она не переворачивалась на поворотах, а за нею нёсся донельзя озлобленный полуголый волосатый мужик.

— Стой китайская лошадь! — дико орал мужик. — Убью, скотобаза! Это из-за тебя я превратился в некроманта: урою, падла.

Акоп уже выдыхался, но обещал чудовищу всякие кары: «Стой сволочь редкостная, кому говорю, я тебя щас изнасилую. Не знаю как, но оприходую! Рога поотшибаю, хвост оторву. Стой, зараза — шкуру спущу». Чудовище апокалипсиса удирало, только комья земли, камни и пыль от его когтей отлетали в сторону, попадая и на Акопа. Двадцать девятую обуял ужас, когда она поняла, что её вознамерились изнасиловать. Ладно бы остаться без рогов и хвоста, но что у неё родиться в результате такого соития? Нет уж, нет уж, нам такой любви без конфетно-букетного периода не надо, и двадцать девятая врубила скорость так, что вскоре мужик остался один в горном лесу среди деревьев.

Далеко от места службы двадцать девятой удаляться никак нельзя, поэтому она вскоре остановилась и побрела обратно: эмоции в сторону, главное служба. Н-да, тяжела служба в разведке: чуть не изнасиловали дикие люди. Двадцать девятая теперь маскировалась более тщательно и дальше от хлева людей. Шли дни, но, теперь по ночам, двадцать девятую мучили кошмары: ей снились люди, которые гнусно домогались её натуры.