ситуацию на Волге, но не ведут к ее радикальному улучшению. В исследовании 2005 года рассматривался размер популяции осетровых в Каспийском море с 1988 по 2000 год и делался вывод, что он не просто сократился: нарушилось равновесие видов – стало гораздо больше стерляди и гораздо меньше белуги[1089]. В исследовании популяции рыб Куйбышевского (Жигулевского) водохранилища с 1991 по 2009 год выводы были примерно теми же[1090]. В исследовании 2012 года рассматривалось влияние на популяции осетра и стерляди с 1991 по 2009 год. Выяснилось, что для сезона нереста весной очень важен был уровень реки: нерест шел активнее в годы высокой воды и хуже в годы низкой воды, при этом худшим оказался 2006 год, когда река сильно обмелела. Делался вполне логичный вывод о том, что «устройство плотины на Волге под Волгоградом вызвало постепенное падение эффективности естественного воспроизводства осетров, которая в последние годы чрезвычайно мала». Авторы предлагали позаботиться о подъеме весеннего уровня воды и защите нерестилищ[1091].

Некоторые улучшения качества воды и воздуха, а следовательно, и качества жизни в городе произошли из-за краха тяжелой промышленности после распада СССР. Несмотря на это, в 1990-е годы, по оценкам ученых, половина поверхностных вод Российской Федерации была загрязнена[1092]. Уровень загрязнения Волги остается опасно высоким: газета The Times 21 апреля 2017 года под заголовком «Волга отравлена стоками» писала, что содержащееся в реке количество промышленных отходов, пестицидов и тяжелых металлов свидетельствует о критически высоком уровне загрязнения.

К сожалению, экологические вопросы слишком часто превращаются в политические. Пример тому – обсуждение проекта трубопровода, по которому нефть должна поставляться из Казахстана через Каспийское море в Азербайджан и Грузию, а оттуда в Румынию и Австрию. Владимир Путин, чтобы приостановить проект, выразил озабоченность вопросами экологии, в то время как на самом деле его опасения были связаны с тем, что нефтепровод сократит зависимость этих стран от российской нефти. Российская делегация проявила обеспокоенность из-за возможной утечки нефти в Каспийское море, опасности сейсмической активности, оползней и терроризма. На саммите глав государств Каспийского бассейна в 2007 году Путин заявил, что «экологическая безопасность всех проектов, связанных с Каспийским морем, должна приниматься в расчет в первую очередь», и привлек внимание к «резкому падению популяции осетровых рыб в реках, впадающих в Каспийское море, и в самом Каспии»[1093]. В его словах не было ни малейшей иронии, хотя вообще-то именно политика Советского Союза и привела к сокращению популяции осетровых рыб и понижению уровня Каспийского моря, которое затронуло и саму Российскую Федерацию, и граничащие с ней страны.

Сразу после распада Советского Союза предполагалось, что в новой Российской Федерации получат распространение инициативы снизу, в том числе связанные с природоохранной деятельностью. Однако на самом деле интерес к экологическим движениям достиг своего пика в 1988–1990 гг., еще перед распадом СССР, и с тех пор только сокращался. Экологические организации на Волге продолжают существовать, но оказывают мало влияния на действительность. Каждый год 20 мая, в День Волги, «Друзья Земли» проводят ряд мероприятий, посвященных окружающей среде[1094], но в «Друзьях Земли» и «Гринписе» в России состоит гораздо меньше членов, чем в странах Западной Европы и Северной Америки. В 1992 году американский журналист написал статью под названием «Отравление российской реки изобилия» на основе посещения им села Икряного под Астраханью, где вымирала рыба. Местные жители были озадачены, но склонялись к фатализму: «Говорят, это экология, говорят, что осетр болеет, что у него какое-то размягчение. Мы не знаем, что это значит». Журналист справедливо возлагал вину за вымирание рыбы на загрязнение вод и плотины и отмечал, что активисты пытались очистить от химикатов стоячие воды в Сарепте к югу от Волгограда[1095].

Почему экологические движения в России так слабы – и на Волге, и в других местах? Прежде всего стоит отметить, что первые годы после распада СССР экономически были очень тяжелыми: промышленность потерпела крах, курс рубля упал ниже некуда. В таких условиях вполне естественно, что людей прежде всего заботили не экологические вопросы, а насущные проблемы выживания: как найти еду, работу, одежду для детей… Приоритеты просто были иными, и этот фактор остается в силе и поныне. Однако экономика с тех пор оздоровилась, и по крайней мере представители среднего городского класса могут считать себя вполне состоятельными, но экологические организации от этого не стали более активными или популярными. Дело в том, что путинское правительство все более подозрительно относится к помощи из-за границы любым российским подразделениям международных объединений, включая экологические, и это препятствует деятельности в России таких организаций, как «Гринпис» и «Друзья Земли». Если экологические организации будут получать средства из-за рубежа, их могут посчитать «антироссийскими». Экологические группы подвергаются преследованиям полиции, некоторые их члены были арестованы. В целом Путин не приветствует в России инициативы снизу; можно сказать, что, по его представлениям, роль гражданского общества и вообще плюрализма в России должна быть ограничена[1096]. Правительство по-прежнему контролирует ресурсы страны и все крупнейшие экономические инициативы.

Однако есть и еще одна фундаментальная проблема, не позволяющая россиянам вступать в организации, которые выдвигают инициативы снизу. Корни ее лежат глубоко в советских, а то и в имперских временах: жители в основной массе считают, что на локальном уровне нельзя добиться ничего и что простые люди беспомощны. Этот подход можно было четко проследить во время исследования степени участия граждан в экологических движениях, которое проводилось в Самаре в самом начале XXI века. Выяснилось, что люди считают деятельность таких движений неэффективной и бессмысленной, не ведущей ни к каким изменениям.

Чувство беспомощности и бессилия – не просто реакция на политику Путина. Ни царское правительство, ни СССР не учитывали мнение местных жителей, когда принимали решения, оказывавшие значительное влияние на Волгу и Поволжье. Эти решения всегда спускались сверху – от колонизации земель в XVII веке до прокладки железных дорог в XIX веке, коллективизации и крупных проектов строительства плотин и ГЭС в 1930–1960-е годы. Однако довольно многие респонденты в самарском опросе признавали существование серьезных экологических проблем, связанных с загрязнением Волги, и общую ответственность за эти проблемы. Один студент заявил:

«Я думаю, все люди ответственны за нынешнюю ситуацию, потому что мы слишком мало задумываемся о том, что делаем. Мы оставляем после себя мусор на Волге, многие его не убирают… Все должны нести ответственность за природу, мы должны понять это: чем больше мы узнаем о природе, тем лучше сможем о ней позаботиться»[1097].

Проблемы будущего реки Волги должны стать частью серьезной дискуссии о будущем экологической политики России. Слова самарского студента показывают, что молодое поколение готово брать на себя больше ответственности за природу в целом и за Волгу в частности, но этот вопрос должен стать предметом заботы всего населения Российской Федерации (и не только), а также российского правительства.

В