двумя чашками горячего кофе и тарелкой с аккуратно нарезанным сладким рулетом.

– Чем ты занималась все это время? – поинтересовался Ханчхоль.

– Со мной в принципе все хорошо. После объявления независимости я работаю в школе «Корё», обучаю девочек азам искусства. Хорошая работа. Хотя с каждым годом все меньше учениц хотят учиться традиционным танцам. Но я все равно благодарна за возможность работать.

– А как дела в семье… с замужеством?

Яшма сконфуженно покачала головой. Никогда в жизни она бы не смогла представить, что окажется в столь унизительном положении.

– Меня как-то особо не волнует, что я так и останусь без мужа. А вот детей мне бы очень хотелось иметь, – ответила она просто и искренне.

Ханчхолю стало ее жалко, но он не знал, что он мог сказать, не сморозив какую-нибудь бестактность.

– Понимаю, – кратко откликнулся он.

– А у тебя все как? Ты все время мелькаешь на страницах газет и журналов. Как-то даже видела тебя по телевизору! Судя по всему, у тебя все сложилось наилучшим образом.

– У меня, как и у всех, были взлеты и падения, но, да, все как-то неплохо устроилось.

– Дети есть?

– Три мальчика и две девочки. Старший уже на третьем курсе университета, а младшему всего 12 лет.

Яшма улыбнулась:

– Тебе, наверно, все по-хорошему завидуют. Я же всегда говорила, что ты станешь самым успешным человеком в Сеуле. И ты превзошел все мои самые смелые ожидания.

– Яшма… – Ханчхоль отпил немного кофе. – Ты же прекрасно знаешь, что многим я обязан тебе.

Теперь настал черед Яшмы спрятаться за чашку с кофе, чтобы как-то скрыть, что ее глаза наполнились слезами.

– Да, знаю, – невнятно прохрипела она.

Ханчхоль потянулся вперед и нежно погладил ее руку. Яшма вернула чашку на блюдце и кончиком пальца осторожно вытерла уголки глаз, чтобы не размазать макияж.

– Мне так жаль, что я доставил тебе столько боли, – сказал он.

– Той ночью, когда мы виделись в последний раз… – начала Яшма, ее голос звучал глухо, – …тетя Дани скончалась. Чувство вины чуть не свело меня в могилу. Впрочем, это же было во время войны. Может быть, это я просто с ума сходила от голода. Вообще не понимаю, как я пережила все это.

Ханчхоль убрал руку и какое-то время молча созерцал свои колени.

– Мне искренне, глубоко жаль, – проговорил он наконец. – Как бы я хотел сделать хоть что-то, чтобы заслужить твое прощение… – По участившемуся дыханию он понял, не поднимая глаз, что она больше не могла сдерживать поток слез.

– Есть кое-что, что ты можешь сделать для меня, – умудрилась выдавить она из себя между приступами икоты.

– Проси, что хочешь.

– Помнишь Нама Чонхо? В юности он мне постоянно приходил на помощь. Как только я нуждалась в чем-то, он всегда оказывался рядом, – сказала Яшма. Ханчхоль помнил этого человека: низенького, жилистого, немного дикого и совершенно неотесанного. Во время войны был случай, когда Чонхо нагло вручил ему кучу бесплатной еды прямо на глазах у своих прихвостней. Просто чтобы показать, кто из них был хозяином положения. Впрочем, Ханчхоль ни в коей мере не презирал его или уж тем более не испытывал ненависти к Чонхо. Он о нем никогда особо не вспоминал.

– Когда тетушка Дани была еще жива, Чонхо нам приносил мешки риса, хотя еды вообще не было. И он же мне помог найти Лилию, когда она исчезла. Его арестовали, – продолжила Яшма.

– По каким обвинениям? – спросил Ханчхоль, хотя он и без пояснений заведомо мог предугадать ответ.

– Шпионаж, связи с коммунистами… Давным-давно он состоял в Коммунистической партии, но сомневаюсь, что он тайный агент Севера. Впрочем, ты же понимаешь, что здесь дело не в его политических взглядах или действиях… Сейчас используют любой предлог для того, чтобы расправиться с оппозицией. Я уверена, что Чонхо невиновен. В жизни не встречала более доброго человека. У тебя есть связи в руководстве страны. Не замолвишь за него словечко?

– Ты меня просишь… о почти невозможном. Даже если я и выскажусь в его поддержку, маловероятно, что ко мне прислушаются. У администрации Пака свои подходы к любому делу. Впрочем, ты же это и так понимаешь.

– Да, это будет тяжело. Все, что я прошу, – чтобы ты попытался, – проговорила Яшма.

– Хорошо, обещаю, что сделаю все, что в моих силах.

Когда Яшма встала, собираясь покинуть его, Ханчхоль поднялся вслед за ней. «Не уходи, останься со мной» – вот что он хотел сказать. Но эти слова застряли у него в горле.

– Надеюсь, что мы еще увидимся, – заявил он вместо этого. – Помнишь, я тебе сказал как-то: ни к кому не буду питать те же чувства, что к тебе?… Так и получилось.

– Ой, Ханчхоль, я тоже… – Она потянулась к нему и напоследок сжала ему руку. Горячая слеза скатилась по ее лицу и разбилась множеством капелек у него на запястье. – Судьба за нас все решила.

* * *

В тюрьме Чонхо преследовали необычно яркие сновидения. В одном из них он шел среди гор. К нему вдруг подошел тигр. Зверь сел перед ним, и Чонхо забрался ему на спину. Они понеслись, перепрыгивая через голубые холмы, окутанные облаками, почти что парили в воздухе. Был и сон, где он пересекал красивую, прохладную пустыню. Песок под ногами был приятный на ощупь, как просеянная мука, а небо над головой приобрело мягкий оттенок бирюзы. Он что-то искал. Колодец. Плавно предмет поисков, как часто бывало в его сновидениях, сменился на Яшму. Вдруг безо всякого предупреждения с неба начал падать песчаный дождь. Песчинки ему не доставляли никакой боли, ничто ему в глаза и нос не забивалось, но он сразу понял, что если бы он не ускорил шаги, то свежая дюна накрыла бы его. Он легко побежал сквозь песчаную бурю и тут же очнулся, мокрый от пота.

На следующее утро после того сна он проснулся и съел миску комковатой каши, которую ему просунули через щель в двери. Среди небольшого числа вещей, которые ему было дозволено иметь при себе в камере, значился блокнот с карандашом, и он начал практиковаться в письме. Даже после успешной кампании и избрания в качестве парламентария от своего округа Чонхо все равно с трудом давались буквы родного языка. Мёнбо ему как-то рассказал, что писал письмо сыну из тюрьмы. У Чонхо было целых два сына, и ему очень хотелось придумать что-то, чем с ними можно было поделиться. Но все, чем ему удалось исписать целую страницу, были шероховатые значки, обозначавшие его собственное имя. Коридор огласили звуки шагов. Со щелчком открылось