быстро понял и, прижавшись к стене, приготовил свой уставной «смит-вессон» к стрельбе и коротко кивнул головой.

Осторожно подойдя к двери в подвал, я кивнул Макару на еще две двери, комнаты, которые мы не могли без лишнего звука осмотреть.

– Макар, двери, контроль. Ждешь Федора. Ротмистр, за мной, за спиной, стреляете только по команде.

Он кивнул головой, и тут прямо как-то ну уж очень внезапно осветилась вся лестница, ведущая в подвал. Пара мгновений – и передо мной нарисовался молодой мужчина с керосиновой лампой в руке, чем-то напоминающей легендарную «летучую мышь», и, сделав пару шагов со словами «Анджей, это опять ты в уборную бегаешь и пост покидаешь?», замер, не дойдя до двери трехчетырех ступеней, уставившись на меня. Ну, с его стороны картина, наверно, знатная. На колене стоит существо в странной одежде, в каске, и вместо глаз странные наросты. Из рук от него, то есть от меня, прямо ему в грудь тянется тоненький красный лучик. И все это в темноте, разбавляемой дергающимся огоньком сильно притушенной керосиновой лампы.

– Езус Мария! – только и смог он произнести.

Да я и сам немного струхнул от неожиданности, и тут же все произошло само собой.

– Тум-тум-тум! – тихо закашлял автомат в моих руках, задергавшись короткой трехпатронной очередью, разворотив грудь этого кадра. Ноги подломились, и он, осев, с шумом покатился по лестнице обратно. Точнее, шумел не он, а гремела эта злосчастная лампа.

– Вперед! – коротко скомандовал я и двинулся по лестнице, прекрасно понимая, что мы почти демаскированы. Да и не очень-то хотелось, чтоб лампа разбилась, и мы бы в комплекте получили еще и пожар.

– Ротмистр, лампа, пожар, – коротко бросил я на ходу, перепрыгивая через лежачее тело, привычно держа автомат двумя руками, жестко вжав приклад в плечо. Сделав так пару шагов, кое-что вспомнил и уже на ходу, держа автомат правой рукой, левой рукой отжав кнопку гарнитуры, шепотом скороговоркой выдал:

– Сокол-Три, вход в дом. Коридор, кухня, зачистка. В прихожей Прокоп и Макар. Им помочь, не постреляйте друг друга.

Не слушая ответа, до конца спустился по лестнице и, чуть присев, завернул за угол, где начинался небольшой открытый зал, уставленный бочкам и какими-то тюками. В другом конце была дверь, между щелей которой был виден характерный свет все той же керосиновой лампы.

Только я ступил на пол и, сделав шаг в сторону, спрятался за бочку, как с треском открылась и эта дверь, и в проеме нарисовался еще один субъект, с фонарем в левой руке и большим полицейским «смит-вессоном» в правой и зашипел на весь подвал:

– Адам! Курва твоя мать! Ты опять на этой лестнице споткнулся! Еще пожар раньше времени устроишь!

И тут он увидел ротмистра, который шел за мной и на автомате появился из-за поворота, да и тонкий красный лучик, который ему уперся чуть ниже кадыка, тоже заметил. Как в замедленном кино он стал поднимать револьвер, но я опять на автомате выдал привычную трехпатронную очередь.

Тум-тум-тум! – опять кашлянул автомат, по звуку громче лязгая механикой, чем хлопками выстрелов.

Первая пуля вошла точно под кадык, вторая разворотила ему челюсть, а третья, войдя в глаз, четко разнесла голову, выйдя из затылка кровавой вспышкой. Мгновение – и ноги этого кадра подломились, и он мешком завалился на спину, не дав двери закрыться. Тут же прямо из проема двери раздалось два громких выстрела:

– Бум! Бум! – которые в закрытом пространстве должны были меня оглушить, если б не тактические наушники. Тут же погасла лампа, якобы чтоб у нас не было преимуществ, и еще раз в нашу сторону пальнули пару раз из пистолетов.

Бум! Бум!

Помещение сразу наполнилось едким пороховым дымом – гады долбили черным порохом.

Тум-тум-тум! Тум-тум-тум! – двумя короткими очередями я стал лупить прямо в проем, где в приборе ночного видения я разглядел чей-то силуэт. Кто-то застонал. Время.

Вытащив из подсумка светошумовую гранату, вырвал кольцо и бросил ее через весь подвал прямо в комнату, крикнув ротмистру и еще двум людям, кто умудрился спуститься в подвал за нами:

– Глаза! – и сам опустил голову, ночником вниз, чтоб не спалить ЭОП[6].

– БУ-М-М-М! – даже через наушники хлопнуло знатно, я только могу представить, какое «террарюги» получили море удовольствия.

– Вперед! – крикнул больше для себя и рванул по проходу мимо бочек к заветной двери. Перепрыгнув через тело, оказался в довольно просторной комнате с двумя лежаками, какими-то стеллажами с товаром и с человеком, вероятно Антоном, привязанным к стулу.

Двое интересующих меня противников находились тут же, скрючившись на полу в позах эмбрионов. Мужчина скулил, зажимая рану в левом плече, а вот женщина в панике, после взрыва полностью потеряв ориентацию, пыталась заползти под лежак, но там валялись какие-то тюки, и она, напоминая кутенка, панически тыкалась головой, в поисках найти какую-то щелку. В голове сразу возникла ассоциация с крысой, которая так же сразу ищет щель, чтобы удрать от наказания.

Пару мгновений, и помещение наполнилось светом – за мной почти следом заскочил ротмистр, держа в руках керосиновую лампу. Он чуть оттолкнул в сторону, а ворвавшийся следом Макар, вообще, практически меня закрыл собой, почти прижав к стеллажу. Но быстро разобравшись в ситуации, они, переглянувшись друг с другом, синхронно перевернув лицом вниз, начали выкручивать руки оглушенным противникам и с хорошо заметной сноровкой вязать им руки. Вязали хитро, причем через шею закидывалась специальная петля, и если человек начинал дергаться, он сам затягивал веревку и начинал задыхаться.

Я, выключив «ночник» и подняв его на кронштейне, наблюдал за этим уже при достаточно ярком свете керосиновой лампы, и удивлялся, как эти два головореза все делают почти синхронно, даже узлы на веревках и те вяжут одинаково. Точно сказывается казацкая школа: вон как они лихо стреножили этих двух.

Я же сразу подскочил к Антону. Когда в комнате поднялась суматоха и началась стрельба, его, привязанного к стулу, просто толкнули, и он упал в угол так, что да, разбил голову, но при этом вспышка и ударная звуковая волна светозвуковой гранаты его потрепали меньше, чем преступников. Поэтому когда я его быстро освободил, просто перерезав веревки, он при моей поддержке сумел встать на ноги и пройти на выход из этой комнаты, где ему пришлось многое перенести. Выглядел он плохо: разбитое, заплывшее лицо, кровоподтеки, слипшиеся от крови волосы, но вот в глазах у него светилось торжество. Еле стоя, он, сделав пару шагов, остановился напротив Кулагиной и что-то прошептал разбитыми губами.

– Сука, я ж говорил, что за мной придут… – я с трудом разобрал его слова.

Но ответа он так и не получил.

Все так же поддерживая его под руку, я повел к лестнице:

– Молодец, Антон. Я все слышал, батька может тобой гордиться.

Он что-то забормотал,