4

В выходном отсеке Сенцов и Раин на миг задержались. Двигаться в скафандрах сначала показалось трудно. Раин почувствовал капли пота на лбу, а стереть их было нельзя, хотя астроном и попробовал дотянуться лбом до верхней, непрозрачной части шлема. Однако очень быстро чувство неловкости исчезло.

Они постояли минуту-другую, пока вокруг бушевало ультрафиолетовое излучение. Такой душ полагалось принимать всякий раз при выходе и входе, чтобы не вынести и не занести в ракету ни одного микроба.

Затем Сенцов отодвинул один за другим два предохранителя. Вопросительно посмотрел на Раина. Тот кивнул. И тогда Сенцов ладонью нажал красную большую пуговицу на щитке.

Какое-то мгновение казалось, что люк вообще не откроется; потом он со вздохом уступил. Последнее, что они услышали через выведенные на внешнюю сторону шлемов микрофоны, был короткий свист рванувшегося из отсека воздуха. Затем наступила странная, невесомая тишина. Еле слышные шумы в наушниках раций заставляли морщиться, словно от грохота поезда.

Люк оказался почти над головой, однако здесь это не играло роли. Чуть присев и резко оттолкнувшись ногами, Сенцов высоко подскочил. Потом сел, придерживаясь за борт. За ним таким же образом последовал Раин и тоже задержался на краю люка.

Секунд десять они сидели так, оглядываясь, но после яркого света в ракете разобрать что-либо вокруг было трудно: Марс прятался где-то за близким горизонтом… Да ничего и не хотелось разбирать — настолько величественной была открывшаяся им картина Вселенной.

Такою они видели ее впервые. Это было не звездное небо Земли. Здесь Вселенная обнимала их со всех сторон, если не считать ничтожного клочка тверди под ногами, а на Земле половину поля зрения всегда отнимала сама Земля. Сейчас они были в центре Вселенной; медленно, едва уловимо, она вращалась вокруг них, поражая обилием звезд, которые в своей обсерватории на Земле Раин мог наблюдать только в телескопы. Тут не было рассеивавшей свет атмосферы, звезды стали видны простым глазом, и это оказалось совсем иным зрелищем, потому что — велико ли поле зрения даже широкоугольного телескопа? За кажущейся неподвижностью светил угадывалось стремительное движение. Далекие галактики пламенели, как застывшие взрывы. Воистину, на острове посредине безбрежного океана стояли космонавты, впервые почувствовавшие — что такое Пространство вне Земли, вне замкнутого мирка ракеты… Протянутая рука здесь простиралась во Вселенную, не встречая никаких преград.

Раин вздохнул глубоко, дрожь пробежала по телу, заторопилось сердце, глаза слепило от этой красоты, и астроном еще раз порадовался в душе тому, что изо всех возможных дорог он избрал в жизни этот звездный путь.

Но Сенцов тронул его за плечо. Смерив глазами расстояние — спрыгнул; медленно, как падают во сне, он опустился на поверхность Деймоса. Раин последовал за ним, чуть выждав — чтобы не обогнать Сенцова и дать ему возможность первым, как и подобало капитану, войти в неведомый мир.

Они стояли не двигаясь, пока глаза не привыкли к темноте. Потом Раин нагнулся, присел на корточки.

— Ну, если это вещество с нарушенными оболочками, то мы, конечно, ни кусочка не отобьем…

Из зажима на поясе он достал так называемый универсальный инструмент. Но электрическое долото оказалось бессильным: сверхтвердый сплав долота даже не поцарапал темной поверхности планеты.

Раин пожал плечами, задумчиво убрал инструмент. Он провел перчаткой по тому месту шлема, которое закрывало лоб, и сказал, почему-то перейдя на «вы» — так бывало с ним в минуты размышлений:

— Странно… Допустим, оболочки. Но вы обратили внимание — грунт, я бы сказал, гладкий и, по всему судя, с большой отражательной способностью. С точки зрения минералогии, это — нонсенс… Даже лед — ну, лед, пожалуй… Но эта твердость, а?!

Но Сенцов его не слушал. Он отошел на несколько шагов, ступая осторожно, словно по горячим камням. Отсюда лучше было видно место, где опустилась ракета — та скала, на которой корабль лежал.

— И все-таки эта посадка… — сказал Сенцов. — Ума не приложу. Ведь не первый же день, в конце концов, я за пультом! Дело даже не в гравитации! Мы бы ее обнаружили и учли заблаговременно… если бы она была. Но не было ее! И вдруг — появилась. Пытаюсь вспомнить — нет, ни у кого не было ничего подобного, и никакая теория таких случаев не предсказывает. А факт налицо. А факты, как известно, дают начало новым теориям…

Раин начал гудеть что-то себе под нос. Потом, подойдя к Сенцову, сказал:

— Да, как это вам удалось посадить корабль на вершину такой скалы — не понимаю… Это даже не искусство, это что-то сверхъестественное. И смотрите, как ракета легла на склон — хоть сейчас взлетай… Страшно удачно, страшно…

— Космонавт — не джентльмен удачи… — проворчал Сенцов. И, помолчав, добавил: — А вообще-то любопытно… На Земле это приняли бы за результат выветривания…

Но, так или иначе, ветра здесь быть, конечно, не могло. Разве что солнечный ветер, но он не смог бы так обработать поверхность планеты, чтобы придать скале форму эстакады, устремленной вверх под углом градусов в шестьдесят. И Раин судорожно схватил Сенцова за руку — перчатка скользнула по твердому пластику скафандра: он понял, что это не могло быть простым капризом природы.

Наверное, и Сенцов почувствовал то же самое. Он торопливо повернул выключатель: вспыхнул голубоватым светом укрепленный на шлеме небольшой, но сильный прожектор. От него не протянулось привычного светового луча — здесь не было ни воздуха, ни пыли, и лишь где-то вдалеке, в пустоте блеснула серебром крохотная пылинка — исчезающе малый, но самостоятельный мир.

В свете прожектора Сенцов увидел поднимающиеся из-за близкого горизонта вершины еще двух таких же странных ажурных вышек. И наклон у них был одинаков — у всех в одну и ту же сторону…

Сенцов, экономя энергию, выключил прожектор. И сейчас же Раин, приподнимаясь на цыпочки, словно для того, чтобы высокий Сенцов лучше услышал его шепот (хотя разговор велся по радио), пробормотал:

— Это же… Ты понимаешь? Это же…

Оба опустились на колени и принялись внимательно рассматривать поверхность под ногами. На этот раз включил прожектор Раин. Оба тотчас же зажмурились, глаза их наполнились слезами: прожектор, казалось, отражался в зеркале и бил прямо в лицо…

— Действительно, альбедо[3]  — примерно ноль семь, — сказал Сенцов. — И поверхность чистая, нет никакой пыли. Значит — защита? Наведенное поле? А выводы?

Раин, не отвечая, поднялся с колен, движения его были торжественны. Он выключил прожектор — сразу все вокруг утонуло в непроглядном мраке — и