Раздался короткий смешок, исчезнувший в молчании, словно камень, плюхнувшийся в стоячую воду.

– Тем не менее. – Ловат-Смит вновь взялся за дело. – Разве не была ваша мать серьезно обеспокоена за Пруденс, даже испугана?

– Да.

– А вы сами? Вы не боялись за нее? Вы не пытались представить себе все, что могло с ней случиться, страшась неизвестного?

– Да.

– И ваше расстройство, ваша тревога не остановили ее?

– Нет, – сказала Фейт, и в ее голосе впервые послышалась явная нерешительность.

Глаза обвинителя расширились.

– Итак, ни физические препятствия, ни предельная опасность для жизни, ни возражения властей, ни волнения и тревоги семьи не помешали ей? Выходит, в характере ее было нечто безжалостное?

Свидетельница медлила.

Публика волновалась, обнаруживая признаки беспокойства.

– Миссис Баркер? – поторопил молодую женщину Ловат-Смит.

– Я прощаю вам слово «безжалостность», – холодно отозвалась та.

– Это не всегда привлекательное качество, миссис Баркер, – согласился обвинитель. – Те самые сила и порыв, которые, одолев все препятствия, привели ее в Крым и сохранили среди жуткого кровопролития, повседневных смертей и отважных мужчин, в мирное время могут показаться качествами, которые трудно понять и которые не вызывают восхищения.

– Но я…

– Конечно. – Обвинитель вновь остановил Фейт, прежде чем та успела договорить. – Пруденс была вашей сестрой. Вы не можете думать о ней плохо. Но я не могу иначе истолковать факты. Благодарю вас, у меня нет дальнейших вопросов.

Вновь поднялся Рэтбоун. В суде настало полное молчание. Даже на скамье для публики никто не шевелился. Не слышно было ни шороха, ни скрипа ботинок, ни прикосновения карандашей к бымаге.

– Миссис Баркер, Пруденс отправилась в Крым, невзирая на тревоги всей вашей семьи и, в частности, вашей матери, – заговорил адвокат. – Однако я не слышал, чтобы вашу сестру что-нибудь принуждало к этому. Должно быть, она приятным тоном объяснила свои стремления и не пожелала слушать никаких возражений.

– Вы правы, сэр, – быстро проговорила свидетельница. – Мы не смогли ее остановить.

– Но она пыталась убедить вас в своей правоте?

– Да, конечно же, она полагала, что делает правое дело. Пруденс желала отдать свою жизнь, служа больным и раненым. И не думала, чем все это закончится для нее самой. – Горе вновь вернулось на лицо Фейт. – Она часто говорила, что предпочла бы умереть, совершив какой-то прекрасный поступок, чем, ничего не сделав, дожить до восьмидесяти в тепле и уюте и умереть, ощущая свою бесполезность!

– Я не усматриваю в этом особой безжалостности, – проговорил Оливер очень мягко. – Скажите мне, миссис Баркер, зная свою сестру – на ваше мнение можно положиться в этом вопросе, – можете ли вы предположить, что она была способна шантажом принуждать человека жениться на ней?

– Абсолютно не могу, – едко ответила женщина. – Подобное не только… вообще бессмысленно и глупо, но и полностью не отвечает ее характеру. Пруденс ничего похожего даже и в голову не пришло бы! Какой бы она вам ни представлялась, такого о ней сказать нельзя.

– Действительно, – согласился защитник. – Благодарю вас, миссис Баркер. Это всё.

Судья Харди наклонился вперед:

– Уже поздно, мистер Рэтбоун. Мы заслушаем оставшиеся у вас аргументы завтра. Заседание окончено.

По залу прокатился облегченный вздох, и все закивали. Как только журналисты повскакивали на ноги, пытаясь первыми выскочить на улицу, чтобы побыстрее добраться до своих редакций, у дверей началась толчея.

* * *

Хотя Оливер этого не заметил, Эстер провела в зале суда три последних часа и слышала показания Фейт Баркер о полученных от сестры письмах, а также ее мнение о характере Пруденс. Когда судья закрыл заседание, она надеялась переговорить с Рэтбоуном, но тот исчез в одном из многочисленных кабинетов, и поскольку ничего особенного девушка ему сказать не могла, ждать адвоката было глупо.

Эстер вышла из зала. Мысли ее вновь и вновь возвращались к услышанному… к собственному восприятию настроения присяжных и поведения сэра Герберта и Ловат-Смита. Мисс Лэттерли ощущала душевный подъем. Конечно, пока еще возможен любой исход дела и ручаться за что-либо рано, пока не вынесен приговор. Но девушка почти не сомневалась в победе Оливера. Мешало только одно: до сих пор они так и не выяснили, кто именно убил Пруденс. Это пробудило ее в душе боль: ведь преступником мог оказаться и Кристиан Бек! Она так и не узнала, что произошло с ним в ту ночь… незадолго до смерти мисс Бэрримор, когда внезапно умер его пациент. Бека видели расстроенным; быть может, он виновен в какой-то небрежности или даже допустил еще более серьезную ошибку? Что если Пруденс знала об этом?.. А потом вдруг в голову мисс Лэттерли пришла еще более болезненная мысль: не знает ли сейчас об этом Калландра?

Эстер спустилась по широким каменным ступеням к выходу на улицу, когда заметила перед собой Фейт Баркер, на сосредоточенном лице которой отпечатались смятение и расстройство.

Лэттерли шагнула вперед:

– Миссис Баркер…

Фейт застыла на месте:

– Мне нечего сказать. Прошу вас оставить меня в покое.

Эстер не сразу осознала, за кого приняла ее эта женщина.

– Я сестра милосердия из Крыма, – негромко проговорила она, минуя прочие объяснения. – Я не очень хорошо знала Пруденс, но работала с нею на поле боя. – Она увидела, как Фейт удивленно вздрогнула, повинуясь новой надежде и боли. – Но я, безусловно, знала ее достаточно и понимаю, что Пруденс никогда не стала бы шантажировать ни сэра Герберта, ни кого бы то ни было еще ради замужества. – Ее речь становилась все более торопливой. – На самом деле мне труднее всего поверить в то, что она вдруг решила выйти замуж! Мне казалось, что она полностью посвятила свою жизнь медицине, а замужество и семья для нее находились на последнем месте. Она отказала Джеффри Таунтону, которому, как я полагаю, достаточно симпатизировала.

Баркер поглядела на нее.

– Вы действительно там были? – проговорила она с затуманенными от умственного напряжения глазами, словно пытаясь разрубить гордиев узел переплетающихся у нее в голове идей. – В самом деле?

– В Крыму? Да.

Фейт снова застыла без движения. Вокруг них на полуденном солнце группами стояли люди, обсуждавшие новости и спорившие разгоряченными голосами. Мальчишки-газетчики выкрикивали последние известия Парламента и Двора, из Индии и Китая, сообщали о светских, спортивных и заграничных событиях… Двое мужчин ссорились из-за кеба, торговец пирожками предлагал свой товар, женщина звала убежавшего ребенка…

Миссис Баркер все еще смотрела на Эстер, словно пытаясь запомнить каждую деталь ее внешности.