– Не надо так, некрасиво. С виду вполне достойные люди. Мать примерно моего возраста… тоже основательно красится. Но одета она была очень элегантно. И в доме полно фарфора, старинных вещей, шторы с бахромой, золоченая мебель в классическом стиле.

– Наш господин, который вернулся с войны фанатиком и возмущался, стоило мне губы подкрасить, и все ныл, что я слишком далеко сдвигаю платок со лба, теперь женится на такой девушке? А как же его друзья из “Хезболлы”?

– Честно говоря, сама не очень понимаю, – призналась я. – Все перевернулось с ног на голову.

– Но тебе она все-таки нравится?

– Что тут скажешь?

И тут я обернулась и увидела Масуда, который стоял, прислонившись к двери, и с обидой, с негодованием прислушивался к нашему разговору. Он покачал головой и, не сказав нам ни слова, удалился в свою комнату.

С каждой встречей все очевиднее становилось различие между нашими двумя семьями, и я видела, до какой степени Масуд и Ладан не подходят друг другу. Я видела – но не Масуд. Он был влюблен по уши и слеп ко всему, что его окружало. Со мной он остерегался что-либо обсуждать, помалкивала и я. Мы говорили только о предстоящих визитах, и я без возражений в очередной раз отправлялась с ним в гости, выслушивала эти разговоры и никак их не комментировала.

Мне поведали, что для своей старшей дочери родители Ладан требовали брачную долю в сто золотых монет, но зять обещал удвоить эту сумму. Мне поведали, где приобреталось кольцо для кузины Ладан со стороны матери, которая недавно вышла замуж, сколько заплатили за свадебное платье и какие драгоценные камни сверкали в гарнитуре, надетом по этому случаю кузиной со стороны отца. Разумеется, я понимала, что не все тут правда – многие истории откровенно противоречили друг другу.

– О, какие вы счастливчики! – не удержалась я как-то раз. – За считаные недели побывали на десятке свадеб!

Они притихли и переглянулись. Им со мной тоже приходилось нелегко. Но они тут же заспорили, когда лучше играть свадьбу: летом или осенью.

Я не знала, что делать. Как я себя ни уговаривала, никак не получалось расположиться к этой девушке, и совсем уж немыслимым казалось выстроить отношения с ее родителями, которых ничего не интересовало, кроме денег, одежды, прически и макияжа. Но я все еще не была готова к разговору с Масудом. Любые мои замечания он принял бы как проявление недоброжелательства. Нужно было ждать, пока у него откроются глаза.

Наконец под давлением Ладан Масуд сам заговорил со мной – так холодно, так недовольно, никогда прежде между нами такого не было.

– Ну, мама, долго ты еще будешь затягивать эту игру?

– Какую игру?

– Ты уклоняешься от разговора о наших с Ладан планах.

– Каких слов ты от меня ждешь?

– Я хочу знать твое мнение.

– А меня больше интересует твое, – возразила я. – Теперь ты ближе познакомился с семьей Ладан. Что ты думаешь о ее родителях?

– Какое мне дело до родителей? – спросил он. – Мне нужна только она.

– Каждый человек растет в семье. Его прошлое, его воспитание многое значит.

– Что не так с этой семьей? Они на уровне.

Я запнулась. Какое странное слово, не из нашего словаря.

– Что значит “они на уровне”? Какие люди, по-твоему, “на уровне”?

– Не знаю, – раздраженно ответил он. – Странный вопрос. Они достойные люди.

– Почему ты считаешь их достойными? Потому что у них дом забит антиквариатом? Потому что они покупают что подороже, не заботясь об удобстве и красоте? Потому что они говорят исключительно об одежде и краске для волос? Или потому, что они обсуждают родичей и знакомых у них за спиной и все время сводят какие-то счеты?

– Ты и сама любишь красивые вещи, – заспорил Масуд. – Ты вечно ворчишь, если у меня рубашка не подходит по цвету к брюкам, а когда покупаешь что-то из мебели, сто магазинов сперва обойдешь.

– Мой дорогой, ценить красоту, по возможности красиво обставить свой дом – это проявление жизнелюбия, и в этом я не вижу ничего плохого. В жизни каждого проявляется его вкус, его наклонности, семейные традиции.

– И при виде их дома ты сочла, будто у них что-то не в порядке с наклонностями или со вкусом?

– А ты этого не замечаешь?

– Нет!

– Ты видел в их доме хоть одну полочку с книгами? Видел, чтобы кто-то из них читал книгу? Говорят ли они о научных работах, о предметах искусств, о древностях, не упоминая цену?

– Какая чушь! Не все выставляют книги напоказ. И зачем тебе вздумалось искать у них книги?

– Затем, что меня интересует их образ мыслей.

– Перестань! У нас стоят книги всех направлений, партий и сект. Как по ним можно определить наш образ мыслей?

– Умный человек определит.

– Но как?

– На полке коммуниста стоят книги по этой идеологии, от основоположников до наиболее современных. Романы он читает преимущественно Максима Горького и других русских писателей, у него также найдутся книги Ромена Роллана и тому подобное. По другим философиям и идеологиям литературы очень мало. Интеллектуал, не сочувствующий коммунизму, держит у себя на полке одну-две книги по коммунистической теории, да и те едва ли дочитал до конца. Остальные книги у него “буржуазные”, как выразился бы коммунист. Книги Али Шариати не означают сильной приверженности к исламу, поскольку после революции все покупали его книги. Но библиотеки ярых мусульман забиты молитвенниками, книгами по мусульманскому богословию и философии, религиозными наставлениями и тому подобным. У националистов, напротив, стоят на полке биографии политиков и тома по истории Ирана. Кроме того, у каждого образованного человека найдется несколько книг из его области знаний и интересов.

– Но почему тебя так интересуют их интеллектуальные и политические пристрастия?

– Потому что различные политические группы и их убеждения сыграли чересчур большую роль в моей жизни, и я хочу знать, с кем я имею дело на этот раз.

– Но ведь ты против политики, ты брала с нас слово ни во что не ввязываться, – напомнил мне Масуд.

– Верно, но разве я запрещала вам читать и учиться? Как всякий разумный человек, ты должен разобраться в теориях и течениях, научиться отличать верный путь от неверного, а не превращаться в орудие в руках тех, кто жаждет власти. Ладан когда-нибудь обсуждала с тобой прочитанное или какие-то свои идеи, убеждения? Ты талантливый художник. Совпадают ли ваши вкусы в области искусства? И самое главное: ты вернулся из плена глубоко верующим человеком, как же ты уживешься с семьей, для которой весь ислам сводится к поминальному обеду в память имама Абулфазла, да и тот они организуют, словно пышную свадьбу? Они – приверженцы шаха, уповающие на возвращение наследного принца. Не из политических убеждений, а потому, что в ту пору разрешалось пить алкоголь и носить на пляже бикини. А мы с нашим прошлым – о чем, по-твоему, мы склонны говорить? Дорогой мой мальчик, у тебя с этой девушкой нет ничего общего. Она даже одеваться не будет так, как ты бы хотел. Каждый ваш выход из дома обернется ссорой.