субординации. Поставить меня на его место было нелегко. Были драки и внутренние баталии — людей убивали из-за верности недостойным лидерам. Но Грассхоппер был одним из нас. Он участвовал в каждой реформе и был всеми любим.

Точная последовательность передачи руководства не была запланирована, потому что будущее очень быстро могло измениться. Так много переменных могло пойти не так. Я мог погибнуть, пытаясь приручить Клуб, а он, возможно, никогда не получил бы досрочного помилования.

Жизнь странным образом меняла тщательно продуманные планы.

Но это было неписаное правило: даже если «Чистая порочность» была моей — она всегда была заимствованной, а не постоянной. В конечном счете, это была концепция Уоллстрита и всегда будет его.

Я взглянул в сторону Клео. Ее челюсть была сжата, глаза прикованы к человеку, который дал мне навыки, необходимые не только для выживания, но и для идеальной мести.

Для финала, давшего мне покой.

Уоллстрит продолжил.

— Это правда. Еще в юности я встретил женщину, которая оказалась любовью всей моей долбаной жизни. К сожалению, в то время я был слишком глуп, чтобы это понять, и только после ее смерти узнал, что у меня есть сын, — он гордо улыбнулся Хопперу.

— Джаред зарекомендовал себя таким же надежным и трудолюбивым. Он превзошел все ожидания и работал под руководством Килла с изяществом, подобающим любому вице-президенту. Они действительно братья во всех смыслах этого слова, и я так счастлив сказать, что удостоился двух замечательных сыновей.

Дерьмо.

Мое сердце сжалось.

Уоллстрит обнял меня за плечи.

— Меня не волнует, что ты не моя родная кровь, Килл. Меня не волнует, что нет законного документа, говорящего о том, что ты мой сын. Насколько мне известно, я твой отец, а Хоппер — твой брат, — обняв Грассхоппера, он усмехнулся.

— Вы моя семья. Я не мог бы выбрать более достойных мужчин.

Его голубые глаза вспыхнули внезапной силой.

— Я никогда не буду сбрасывать со счетов то, что ты сделал для меня, и никогда не забуду твою преданность, Килл. Я знаю, что говорю от имени всех, что ты навсегда останешься одним из нас.

Я был взрослым мужчиной — гребаным президентом Клуба. Я убивал, пытал и лгал. Но от такой похвалы от человека, на которого я так долго равнялся, моя грудь сжалась от гордости.

Грассхоппер засмеялся, слегка ударив отца в живот.

— Хорошо, старина. Хватит тебе скотча. Ты охуенно сентиментален.

Клуб продолжал наблюдать, не прерывая наш странный, фантастический семейный момент.

Семейный.

Черт, у меня появилась новая семья.

Семья, которая приняла меня, которая понимала мое стремление и дорожила данными, с которыми я родился.

Клео скользнула ближе. Она была не такой подвижной, как обычно, походка неуверенной и угловатой. Ее подозрения и опасения по поводу Уоллстрита были необоснованными, но я не мог отрицать, что ее инстинкты подтвердились.

Все это время у него были скрытые мотивы — мотивы, которые ей могли не нравиться, — но как только Клео поймет почему, то неохотно признает, что это имело смысл.

Все признали бы, что для того, чтобы мы двигались вперед, так и должно быть.

Уоллстрит встретился глазами с Клео. Он уважительно кивнул.

— И пока я говорю о людях, я не могу забыть о Вас, мисс Прайс.

Она замерла.

— Киллиан проделал невероятную работу, но Вы сыграли ключевую роль в том, чтобы заставить его стать тем человеком, которым он является. Поэтому я выражаю свою благодарность.

Клео поджала губы.

— Не стоит.

Сделав глоток своего напитка, я подкрепил себя мыслями о том, что будет дальше.

Уоллстрит не был из тех, кто переходит от одной темы к другой. Он был таким с тех пор, как я встретил его, и я сомневался, что он когда-нибудь изменится.

Разумеется, он отпустил Клео и целеустремленно оглядел комнату.

— Наряду с управлением моим Клубом, Килл получил задание выполнить еще одну миссию. Как вы все знаете, наши цели выходят далеко за рамки войн за территорию и контроля над торговыми маршрутами. Благодаря неизменной верности Килла, «Чистая порочность» теперь имеет свои отделения не только в Штатах, но и по всему миру. У нас есть союзники из других клубов, стойкие сторонники из других президентов, и это только начало. Мы подружились с губернаторами, журналистами и влиятельными людьми в СМИ. Мы именно там, где должны быть, чтобы нанести последний удар справедливости.

О пиве забыли; в воздухе витало возбуждение.

У меня мурашки побежали по коже, когда я вместе с остальными мужчинами ждал следующей речи Уоллстрита.

— Я так горжусь тем, чего вы достигли. Я так впечатлен, увидев смесь старых и новых правил, не говоря уже о богатстве, накопленном за время моего отсутствия. Это лучший гребаный клуб из всех, что я когда-либо видел, и все это благодаря Киллу.

Члены Клуба выпили в мою честь.

Клео нежно улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй.

Мой член дернулся, желая повторить то, что недавно произошло.

— Однако, — сказал Уоллстрит, прерывая радостный гул, шелестящий по комнате.

Байкеры и их женщины напряглись, почувствовав изменение направления.

— Сегодня я должен сделать то, что причиняет мне боль.

Грассхоппер опустил глаза, его лицо потемнело.

Клео ахнула, ее взгляд стал обвиняющим.

Уоллстрит откашлялся.

— Независимо от того, насколько я ценю усилия Килла и ценю все, что он сделал для этого клуба, он больше не может быть вашим президентом.

Клуб тяжело вздохнул.

— Что?

— Нет... это...

Эти слова ранили не так сильно, как я себе представляла.

Это была моя семья. Но меня не выгоняли — на самом деле, все было с точностью до наоборот.

— Нет! Мы не хотим, чтобы он...

— Мы хотим голосование!

Я поднял руку.

— Я ценю вашу преданность, но обсуждать нечего.

Кроме того, даже если бы я этого не хотел, слово Уоллстрита было законом. Не было совета директоров, который мог бы ему возразить. Голосование не требовалось. Уоллстрит был правлением с большинством голосов.

Лишив меня звания, он не сделал меня бездомным. Он не выгнал меня в никуда.

Он сделал мое будущее бесконечным.

Клео сжала руки в кулаки и оскалилась.

— Я знала, что у тебя был скрытый мотив! Как ты мог так поступить? Позволил ему создать тебе империю, а потом вышвырнул его, как только освободился?

Остальные мужчины и женщины переминались с ноги на ногу, на их лицах было замешательство.

Передо мной открылась истина. Возможно,