Рассуждения о "крупинках тела" приводили в шок людей мало-мальски образованных, а "крупинчатость лысенковских мыслей" рождала анекдоты в среде специалистов, но обоих "революционеров науки" выводил на сцену ученых собраний "Великий Сталин", и под давлением слухов о ЕГО признании этих неучей, многие образованные люди предпочли пропеть "аллилуйю" безграмотным новаторам.

Главную роль в научном обосновании правоты Лепешинской (правильнее сказать, научном обмане относительно её правоты) сыграл Г. К. Хрущов. Когда Ю. А. Жданов просил ученых передать в ЦК результаты тщательно проведенных опровержений Лепешинской, никто этого не сделал. А директор Института морфологии животных им. А. Н. Северцова Хрущов, узнав от Лепешинской об интересе Сталина к её идее, взялся подтвердить правоту "новаторши" и дал поручение своим ученикам представить гистологические препараты, кои бы свидетельствовали о превращении неживого в живое. Однажды он даже привел фамилии своих учеников, предоставивших ему такой материал (назвав Ю. С. Ченцова и В. П. Гилева). Без намеренной фальсификации изготовить их было невозможно, что молодые "исследователи", не испытывая душевных мук, с легкостью проделали. Хрущов принес на сессию их препараты, и в установленных в фойе микроскопах можно было ими полюбоваться. У самой Лепешинской ничего похожего не получалось. Именно в демонстрации выглядящих профессионально научных материалов и заключалась квинтэссенция научной части. Теперь, ссылаясь на якобы очевидную убедительность показанных Хрущовым препаратов, к похвалам в адрес Лепешинской примкнули те, кто совсем иначе — нелицеприятно — отзывался раньше о её домогательствах.

Другие шарлатаны воспользовались обстоятельствами и заявили о своих эпохальных достижениях. М. М. Невядомский утверждал, что из вируса саркомы образуются лимфоцитоподобные клетки (30). Другой кудесник К. А. Лавров якобы отчетливо различил клетки, сформировавшиеся внутри других клеток. "Вот рак губы, — говорил он. — В раковой клетке располагается другая клетка" (31). Ближайший лысенковский сотрудник Н. И. Нуждин обрадовал присутствующих своим сенсационным наблюдением. Ему будто бы удалось рассмотреть живое вещество, о котором даже сама Лепешинская говорила довольно невнятно. Подстать был Н. М. Сисакян. Вместе с сотрудниками ему будто бы посчастливилось "воссоздать из осколков белковые тела, обладающие рядом жизненных функций". Конечно, для такой работы нужен был особый подход, возможный только там, где науку делили на "нашу — пролетарскую" и "чуждую нам — буржуйскую", о чем и заявил без обиняков Сисакян: "Задача искусственного создания молекул белков… чужда по своей идейной направленности ученым капиталистических стран".

А чтобы всем стало окончательно понятно, в каком направлении будет теперь двигаться советская биологическая наука, Сталин преподнес в тот год Лепешинской еще один щедрый подарок: Сталинскую премию первой степени в размере 200 тысяч рублей! Сделано это было необычным способом. Сталин всегда внимательно следил за процессом присвоения премий имени себя, учрежденных им в 1939 году в пику Нобелевским и рассматривавшихся в стране как более весомые научные награды. Он всегда присутствовал на заседаниях Комитетов по присуждению премий его имени, лично просматривал списки кандидатов, вносил фамилии тех, кого считал достойными. И всего раз он распорядился наградить премией человека в необычный срок. 20 сентября 1950 года, в газетах было опубликовано решение комитета по Сталинским премиям, в котором была выражена просьба к Совету Министров СССР присудить Лепешинской Сталинскую премию вне очереди за "выдающиеся научные исследования неклеточных форм жизни и происхождения клеток". Ждать решения Правительства долго не пришлось. На следующий день те же газеты сообщили, что Совет Министров СССР удовлетворил просьбу и присудил ей Сталинскую премию 1-й степени за 1949 год по разделу биологических наук. Председателем Совета Министров СССР в это время был Сталин. Лепешинской и её дочка объясняли, что решение о премии было принято лично Сталиным (к слову сказать, в том же году, но в положенное время, Сталинской премии был удостоен и Глущенко).

В октябрьском номере журнала "Огонек" поместили статью о счастливой лауреатке (35). Корреспондент рассказала, как её встретила дома "седая коротко остриженная женщина с живыми блестящими из-под очков глазами и строгим лицом", сообщила, что она "говорити громким, немного резким голосом", что "родилась в богатой семье, ипервое представление о социальном неравенстве получила в родительском доме". Не была обойдена стороной революционная деятельность лауреата, её знакомство с Лениным, даже о "партийной столовой для эмигрантов-большевиков" в Женеве было упомянуто. Особое место занимал рассказ дочери лауреата, Ольги Пантелеймоновны, о героических чертах характера и богатырском здоровье матери:

Поверить, что дочка правдиво живописует подвиги матери, трудно. Профессор Я. Л. Рапопорт, хорошо знавший Ольгу Борисовну Лепешинскую в её 65 лет, утверждал, что та была в те годы хрома и потому "не выпускала палку из рук". Как же она плыла, если в одной руке зажала гранату, а в другой палку?

Среди "светил" науки, выдвинувшихся внезапно в 1949 году, оказался Геворг Мнацаканович Бошьян. Он опубликовал книгу, в которой сообщил фантастические вещи о превращении субмикроскопических вирусов в бактерии, в "видимую под микроскопом микробную форму" и об обратном переходе — из бактерий в вирусы (37). Бошьян объяснял, что перед тем как микробным клеткам превратиться в вирусы, они объединяются в кристаллы, а те уже распадаются на вирусы, и точно такая же кристаллизация непременно имеет место при обратном переходе — из вирусов в клетки. То, о чем Бошьян повествовал в этой книге, было совершенно фантастическим. Надо сказать без всякой иронии, что если бы любому ученому посчастливилось сделать в жизни хотя бы одно из якобы сделанных Бошьяном открытий, то его имя осталось бы навсегда прославленным. Весь же набор "открытий" Бошьяна был настолько уникален, что, без сомнения, его книга должна была рассматриваться как самая выдающаяся за всю историю земной цивилизации. Достаточно назвать экстраординарные открытия Бошьяна, а чтобы не быть голословным, лучше всего изложить их словами самого автора. Да и надо отдать ему должное: он не ходил кругами, не юлил и не отягощал себя сомнениями, а четко, по-военному рапортовал о своих творениях: