Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– М-мас-ттер Леррис, – тут же встрепенулся Вигил.
– У тебя есть такие штуковины?
– Ннес-с-колько.
Я поджал губы.
– Джахунт, мы делаем главным образом мебель, ее с лотка не продашь. Мелочей я почти не мастерю: вот разве что Вигил…
– Но он подмастерье, прошу прощения…
– Он прекрасный резчик, по этой части мне с ним не тягаться. Если он согласится отдать тебе на продажу свои изделия, считай, что тебе повезло. – Я прокашлялся: от пыли и жары першило в горле. – А почему ты вообще обратился к нам: разве Гинстал не снабжает тебя больше ножами да ножницами?
– Гинстал уехал в Хрисбарг.
– С чего бы это?
– Так ведь как только империя заняла Фритаун, тамошний регент повелел возобновить добычу железа на старых шахтах. Гинстал сказал, что рудных дел мастера, плавильщики и все работники по металлу там нарасхват, а ведь он осваивал ремесло как раз в тех краях. У него и брат живет неподалеку от копей, в местечке под названием Хаулетт…
Это местечко я вспоминал без особого восторга.
– Гинстал говорит, что с помощью паровых машин они смогут добывать руду с большей глубины, а еще, что ему надоело дрожать, гадая, что еще предпримет император или тот, кто нападет на Кифрос следующим. Ты уж не обессудь, мастер Леррис, но это не мои слова…
– Ничего, все в порядке, – буркнул я, гадая, много ли народу в Кандаре разделяет такие настроения и не на этом ли строит свой расчет император.
Уличный торговец поежился и, ища понимания, обратился к Вигилу.
– Вишь, парнишка, вид у твоего наставника сделался какой-то отсутствующий, вот я и заробел. Не хотелось бы мне оказаться на его пути, когда у него такой вид.
– Мм-нне тт-оже…
Из курятника донеслось возбужденное кудахтанье: надо думать, Рисса принесла курам корму. С плетня, не иначе как отгоняя посягнувшего на его владения соперника, заголосил петушок.
– Молодой петушок, – пробормотал я.
– Да ты и сам не старый, мастер Леррис, – заметил Джахунт.
Возразить вроде бы было нечего, но сам я частенько ощущал себя не таким уж молодым.
– Пожалуй, – сказал Джахунт, – я был бы рад взять на продажу любые поделки молодого Вигила. Надо зарабатывать, пока сюда не заявились имперцы.
– Возможно, их придется ждать очень долго.
– А, так ты собираешься ими заняться? Недаром люди толкуют, что ты великий маг.
– Настолько великий, что уже несколько раз оказывался на краю гибели. Нет, о том, чтобы остановить Хамор, я не думал.
– А кто же их остановит, ежели не такие, как ты? – спросил уличный торговец.
Вигил поддержал его вопросительным взглядом, но ответа для них у меня не было.
– Хороший вопрос, жаль только, не знаю, как на него ответить, – буркнул я и повернулся к подмастерью. – Вигил, ты можешь смастерить что-нибудь для Джахунта. Но только в свободное время.
– С-спасибо.
– Вот уж не за что: двойная работенка вовсе не сахар.
Оставив лотошника и подмастерья договариваться, я вернулся в мастерскую, где к тому времени сделалось жарче, чем снаружи. Открытые окна и двери прохлады не добавляли, а вот песку и пыли налетало еще больше.
И у меня снова возникло ощущение, будто продвинуться вперед в работе решительно невозможно. Что, впрочем, не помешало мне заняться подгонкой реек для кофров. Джахунт подтвердил мою догадку насчет того, что на дорожные сундуки ожидается изрядный спрос, хотя мне появление в Кифросе знамен с солнечной вспышкой казалось маловероятным. Во всяком случае в скором времени, пока Кристал укрепляет и удерживает Расор.
Через некоторое время вернулся Вигил, довольный и улыбающийся. Правда, после того как я впряг его в работу, улыбка слиняла.
Позже, уже перед окончанием рабочего дня, я велел ему убраться в мастерской и под завязку наложил лак на ларь Даррика, в расчете на то, что к утру он подсохнет.
К столу Рисса подала очень острые перцы, фаршированные яйцами. Вигил, съев две штуки, покрылся потом, однако, будучи прожорлив, как все юнцы, умял пять. Я ограничился тремя, однако присовокупил к этому изрядную порцию кукурузных хлопьев, а уж воды выпил куда больше, чем следовало.
После ужина я наведался в конюшню и почистил Гэрлока, пребывавшего, не иначе как по причине весеннего потепления, в игривом настроении.
Куры, понятное дело, кудахтали, однако нельзя было отрицать, что с их появлением наш стол стал разнообразнее и сытнее.
Ночь выдалась теплой, но заснуть оказалось нетрудно. Правда, поспать мне удалось недолго. Меня разбудило ментальное эхо далекого взрыва.
Я присел на постели, раскачиваясь в такт реверберациям хаоса. Тянуться чувствами к источнику звука не потребовалось: что и где произошло, было ясно с самого начала. Взорвался серный источник: всплеск хаоса привел к тому, что пар и кипяток устремились вниз по Желтой реке, к Хидлену.
Я свернулся калачиком в постели, кутаясь в одеяло. Ночь стояла теплая, но меня почему-то пробрал озноб.
Где нанесет хаос следующий удар? Станет ли Саммел центром его сосредоточения? Мог ли он избежать этого и, что еще важнее, мог ли отказаться от такого могущества? Но если Саммел воспринял хаос, почему прорыв произошел в Хидлене? И откуда вообще взялось столько стихийного хаоса?
«Равновесие срабатывает двояко, – вспомнились мне слова отца, – и неважно, какое из начал берет верх первым».
Мне было известно, что – если, конечно, на острове не произошли какие-то совсем уж невероятные перемены – Отшельничий не генерирует столько избыточной гармонии, чтобы это могло повлечь за собой такое масштабное возрастание хаоса. Ни я, ни Тамра, ни Джастин тоже не добавляем к силам гармонии так уж много. Где же искать объяснение происходящему?
Может быть, в Хаморе: ведь такое количество гармонизированного металла, пожалуй, способно повлиять на Равновесие. Отец или Джастин, будь он здесь, а не скитайся с Тамрой по Кертису, могли бы подтвердить мою догадку.
Впрочем, она едва ли нуждалась в подтверждении.
Я глубоко вздохнул и поежился под одеялом. А в сотнях кай отсюда огонь и пар устремлялись вниз по Желтой реке.
Укрывшись за мощным, укрепленным бревнами земляным валом, Берфир ждет, когда смолкнет гром очередного залпа хаморианских дальнобойных орудий. Снаряды падают с неба подобно громовым стрелам давно сгинувших ангелов небес или копьям демонов света.
Пронзительные крики раненых и умирающих тонут в грохоте разрывов, каждый из которых выбрасывает в воздух фонтан пыли. Потом, поскольку погода стоит почти безветренная, большая часть пыли оседает прямо в образовавшуюся воронку.