что хватаешь лупу, чтобы понять — это еще ирония или лучше позвонить — переспросить. Выйдите на улицу и поинтересуйтесь у населения, читает ли оно «Магазин». Ответы посылайте Игорьку Иртеньеву — без купюр.

При этом интересно — почему «Магазин» в наши времена еще жив.

Десять лет, а дышит и сделался глянцевый, как «Пентхаус».

Ну, имя на обложке — это, конечно, витамин.

«Иронический журнал Жванецкого». Как маузер, подаренный Буденным лучшему красноармейцу.

Но ведь кто пишет — сегодня не вопрос жизни. Вопрос жизни — кто читает. Точнее — как удержать читателя.

Секрет «Магазина» — он идеально решил проблему аудитории. Тут кто пишет — тот и читает. И наоборот.

А больше «Магазину» и не надо. Потому что у Иронии в отличие от стёба есть границы.

А вообще, это журнал-внедорожник: едет куда хочет, а не где ждут. Тем более, ждут немногие. Трудно представить себе бригаду шахтеров, читающих в обеденный перерыв журнал «Магазин».

Дорогой главный редактор иронического журнала — Магазин Жванецкого» Игорь Иртеньев!

Все вышесказанное есть продукт нехватки иронии и невладения стёбом.

Но искренность гарантирую.

В последнее время искренне ничего не хочется. Искренне выходят только некрологи и поздравления. Что, впрочем, почти одно и то же — только там в конце «светлая память», а здесь «многая лета».

До первого, надеюсь, далеко.

Второго искренне желаю — и лично журналу и тебе.

Без иронии.

Клочки отрывков

«…Типичная пошлость царила

В его голове небольшой…»

Н. Олейников

Главного выбрали!

Хотя еще вчера никто не знал его даже по имени.

А с утра все узнали и тут же, пританцовывая, выбрали.

И понятно.

Надоело народу не любить.

Ну, сколько можно их всех ненавидеть?

Надоели же все до единого. До смерти надоели все. Заранее надоели навек.

А он — вышел из тени и сверкнул огуречной свежестью.

И все до единого влюбились в него.

И в первых рядах вострепетали начальники — губернаторы, прокуроры и мэры.

Спикер полюбил проникновенно и в приливе лирического восторга прилюдно облаял прежнего.

Руководящий бомонд по всей стране выстроился за верховной лаской.

Политическая саранча встала на крыло…

* * *

Уже все сообразили — термин творит смысл.

Убийца — убийца. Киллер — род деятельности.

Этот — дилер, тот — киллер.

В целом, триллер.

* * *

«Товарищи! Нипристанно авладивайте знаниеми, баритесь за павышение кулыурново уравня!»

* * *

Есть ли во Вселенной другие цивилизации? Безусловно.

Отъехать от города километров тридцать…

«А король-то голый!» — сказала королева наутро.

* * *

Гимн назначили.

Старушки в лифте:

— Рая, вы при этом гимне будете вставать?

— Я не буду вставать, я и теперь не встаю, у меня суставы.

— У меня тоже суставы и у меня сахар, но я не буду вставать, прин-ци-пильно

— Нет, вставать я буду, но я не буду петь. С моей памятью.

* * *

По радио: «Монтажница Анна Петровна Хрюндина имеет личное клеймо». Звучит.

* * *

Что позволено Юпитеру, не должно быть ему позволено!

* * *

Все разговоры начинал словами: «Прошу меня правильно понять».

Прекрасно у Ежи Леца:

«По тому, что он сказал, можно было понять, что он хотел подумать».

* * *

После смерти мужа вышла замуж вторично.

Теперь второй муж носит на могилу первому цветы.

* * *

«Мы с тобой одной крови — ты и я!» — клялась пиявка.

* * *

Сердце — не камень. Все выдержит.

* * *

Платить надо за отдых. Заставлять отдыхать. А работать не давать. И все захотят. Эффект Тома Сойера.

* * *

Изумляем мир упорным желанием решать задачи высшей сложности, так и не определившись — сколько будет дважды два..

* * *

«Диоген — наивный материалист, — заявил лектор. — Жутко был наивный».

Потом еще сказал: «Кратенько вам об Аристотеле». Об Аристотеле! Кратенько!! Ну?!

* * *

В девичестве звалась Александра Коробочка.

Вышла замуж, стала Александра Ящик.

* * *

Плывет посудина, плывет старая. Трещат переборки, стонут снасти. Качается на мачте мутный фонарь Свищет со всех сторон серый ветер. Ракушки облепили борта, краска облезла. Пьяный капитан материт пьяную команду. Пассажиров в трюме тошнит.

Завидя это дикое корыто, морские жители в ужасе молотят плавниками, бьют ластами и несутся прочь, прочь, прочь! — в теплые моря, к зеленой волне, к большим белым пароходам, где играет музыка, где радуется шампанское, где хохочут загорелые женщины…

* * *

«Выдающий трудящий».

* * *

Страна вечнозеленого загробья.

Царство прошло-будущего, где настоящего нет.

* * *

Да, Солнце имеет темные пятна. Но на твоем фоне они бы ярко сверкали.

* * *

Жена посла Дании с супругом, жена посла Норвегии с супругом, жена посла…

* * *

Добро должно быть с кулаками.

Но не слишком тяжелыми, чтобы все-таки оставаться добром.

* * *

Старый конь борозды не испортит: силы не те.

* * *

Дети должны быть лучше отцов. Значит, отцы — лучше дедов.

Можно представить, какими мерзавцами будут считать нас правнуки!

* * *

Учился грамоте.

Каждый день выводил на бумаге: «П-р-и-к-а-з»…

* * *

Хорошо смеется тот, кто смеет..

* * *

Ностальгия из географической стала исторической. Не тоска по родине, из которой ушел в иное пространство, а по той, которая ушла в другое время…

* * *

«Вы не в церкви, вас не обманут!» — уверял мулла.

* * *

Если слепому без конца твердить о его слепоте, он оглохнет.

* * *

«Мы с вами разного пола ягоды!» «

* * *

Любовь зла. Может и не придти.

* * *

Особенная гордость наша: унижаться с высоко поднятой головой.

* * *

ИЗ ПРОДАЖНОЙ ПРЕССЫ XIX ВЕКА

Хвала

«Направляемое энергическим гением г-на Л-ва честное и усердное радение градоначальства московского преобразовало столь недавно еще мерзкий, грязный и враждебный всякому нравственному чувству проулок в благопроцветающую и гордую Тверскую улицу, которой пышное великолепие не только понуждает к зависти прочие улицы обеих столиц империи нашей, но и повергает в изрядную досаду надменные парыжи и лондоны».

Хула

«Следствием покровительства г-на Л-ва шайке начальствующих казнокрадов, лишь по несовершенству общества нашего не закованных еще в тюремные кандалы, имеет Белокаменная на месте главной улицы своей смрадную клоаку, где стон местного жителя, прозябающего средь миазмов и язв, сливается с брезгливым возгласом случайного петербуржца, не говоря уже о пораженном европейском госте, коему один только