Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думаю, что сатира и юмор — важнейшие средства защиты человеческого организма от окружающей его среды. При этом, если юмор помогает человеку приспособиться к трудностям бытия, то сатира — это защита активная, она нацелена на преодоление существующего статус-кво.
Были периоды, когда в моей стране — и не только в моей — сатирическая шутка могла стоить Человеку несколько лет жизни, а иногда и самой жизни. Что говорит не о высоком качестве шуток, а о низкой цене человеческой жизни. При тоталитарной системе открытое сатирическое слово невозможно. Сатира живет живет в подполье, она прибегает к аллегории, к намеку, к подтексту.
В таком обществе все читают между строк и слышат между слов. В годы, предшествующие тому, что называют «перестройкой», искусство аллегорий достигло небывалого расцвета. Мы находили намек даже там, где его не было. Достаточно было кому-то по какому-то частному поводу произнести пословицу «Старость — не радость», как девятеро из десяти слышали в этих словах намек на возраст брежневского Политбюро, а десятый фиксировал сказанное.
Сейчас, с приходом так называемой «гласности», социальная критика вышла из подполья, сатира осмелела. Но и у власти теперь, похоже, прорезалось чувство юмора. Если раньше она считала своей главной задачей не дать людям говорить, то теперь она поняла, что гораздо проще людей не слушать — в том числе и тех, кто кричит об умирании окружающей среды. Это называется — плюрализм.
Сегодня человеку в моей стране трудно. Окружающая среда наполнена грохотом обваливающегося тоталитаризма и воплями с трудом рождающейся демократии.
Назад пути нет, однако никто не знает — как двигаться вперед.
«Мир уцелел, потому что смеялся» — это выражение давно стало классическим. Но сегодня это больше, чем изящная фраза. Сегодня это рецепт выживания. Ибо Мир — это Человек. И лишь человек высокой морали способен защитить природу с ее лесами и озерами, животными и птицами, человек, который способен спасти от распада свою собственную душу. А как я уже сказал, важнейшее средство защиты человеческой души — сатира и юмор. Иногда мне даже кажется, что это — последнее средство. Жизнь слишком серьезна, чтобы мы могли выжить без чувства юмора.
Я отчетливо сознаю, что моему выступлению недостает конструктивного элемента. Почему бы не представить себе общеевропейский фестиваль сатиры и юмора, в котором участвовали бы писатели, артисты, художники разных стран? Почему бы не представить себе, что когда-нибудь здесь, в этом восхитительном городе, пройдет фестиваль под названием «Мир и Смех»?.
Возможно, на таком фестивале я смогу сказать нечто более веселое и более достойное столь избранной аудитории. Если, конечно, у организаторов будущего фестиваля достанет чувства юмора пригласить меня на эту будущую встречу.
Но для того чтобы эта встреча была возможной, нам всем предстоит еще выжить в окружающей нас среде.
Благодарю вас.
1990
САМООГРАНИЧЕНИЕ МОГУЩЕСТВА
Слово второе, еще более серьезное, сказанное там же два года спустя.
Тема конференции была «Культура и массмедиа»
Ladies and Gentlemen,
Two years ago I had the honour of speaking….
Дамы и господа!.
Два года назад я имел честь выступать на подобной конференции в этом прекрасном городе, я представлял тогда страну, которая называлась Советский Союз. Сегодня я нахожусь здесь в качестве представителя России, чем весьма горжусь, однако хочу верить, что, если меня пригласят сюда еще через два года, я не окажусь представителем Московского княжества.
Сегодня вряд ли кто-то может точно оценить роль, которую сыграла медиа в тех процессах, которые про изошли и происходят в России, да и во всем мире. В моей стране некоторые считают, что влияние медиа слишком преувеличено, другие, напротив, полагают ее всемогущей и полностью повинной в тех трудностях, которые переживает бывшая империя.
Тема «Культура и массмедиа» необъятна. Я бы хотел сказать два слова о культуре самой массмедиа.
У слова «культура» множество значений. Это возделывание, воспитание, образование, уважение. Но чаще всего мы называем этим словом всю сферу духовной жизни общества и отдельного человека. Эта сфера современного общества включает в себя масс-медиа, определяет ее, но во все большей степени и определяется ею. Если бы удалось хотя бы на один час выключить все радио- и телестанции во всем мире, закрыть все газеты, журналы и телеграфные агентства, человечество онемело бы, оглохло и сошло с ума. Хотя оно и так недалеко от сумасшествия.
Что касается России, то восемь лет назад человеку достаточно было прочитать одну газету — и он знал, что написано во всех остальных. Задача массмедиа была проста: нарисовать прекрасное лицо самого счастливого общества в мире. Это была ложь. Сегодня цензуры не стало, и медиа кинулась описывать исключительно бородавки и язвы на этом лице. Что тоже не вся правда.
Массмедиа в России напоминает сегодня подростка, у которого мускулы и громкий бас взрослого, но сдерживающие центры и чувство ответственности, как у младенца. Может быть, впрочем, это касается не только России. При этом каждое из множества изданий, радио- и телестанций прежде всего объявляет себя свободным, независимым и объективным. Это прекрасно, но при этом забывается о главном — о цели деятельности массмедиа, о ее критериях. Когда собираются специалисты в области средств массовой информации, они говорят о новых коммуникациях, о создании спутниковых систем связи, об увеличении оперативности и тому подобное. И действительно, все это чрезвычайно важно, и все это делается для того, чтобы факты могли стать достоянием все большего числа людей за все меньшее время.
Факт — это очень важно. Но он не может быть самоцелью. И он не существует сам по себе. Допустим, в Москве один человек убил и ограбил другого. Этот факт становится достоянием гласности. Но если медиа делает достоянием масс и тот факт, что убийца, допустим, был армянин, а убитый — азербайджанец? Или наоборот? И медиа доносит этот факт до людей, которые живут в Нагорном Карабахе? Каковы будут последствия этой объективной информации? Да, это хрестоматийный пример, но таких примеров, когда медиа тушит пожар таким бензином, сколько угодно.
Я надеюсь, никто не заподозрит в том, что я хотел бы вернуться в общество, где властвует цензура. Нет, я прожил в нем