достаточно. Но я уверен, что массмедиа, свободная от цензуры властей, должна тем не менее сама налагать на себя определенные ограничения морального порядка. Особенно там, где демократия молода и не имеет иммунитета к экстремизму.

Массмедиа в России — и может быть не только в России — не просто перегружена политикой, она сверхполитизирована. Да, существует кризис, да, идет борьба за власть, да, кричат проблемы экономики, экологии, энергетики, и так далее. Но люди на этом свете продолжают рождаться, жить, умирать, они смеются и плачут, и солнце, как у нас говорят, всходит и заходит. И возможно, главная нравственная задача массмедиа как части общечеловеческой культуры заключается в том, чтобы поддерживать человека, помогая ему выжить в этом сложном мире.

Массмедиа вырабатывает у современного человека зачатки глобального сознания. Нескончаемые волны медиа накатываются на наши головы, меняя форму нашего мышления. Миллионы людей одновременно узнают, что у Ельцина насморк, что Клинтон любит свою жену, что сербы и хорваты стреляют друг в друга. Массмедиа уже удалось сделать этот мир маленьким. Но пока ей не удалось сделать человека большим.

Мы, конечно, можем и должны обсуждать профессионализм, оперативность и умение массмедиа отыскивать и доносить до людей факты.

Но, я думаю, главное, о чем необходимо помнить, — это о принципе ненанесения вреда.

В конце концов медиа сегодня — это моментальный портрет человечества. Это наши отпечатки пальцев на календаре. По ним нас будут изучать историки будущего, как сегодня мы изучаем прошлое по папирусам и глиняным табличкам.

Но каким будет это будущее, и будет ли оно вообще, с каждым днем все больше зависит от массмедиа, от того, сумеет ли она удержать баланс между своим все возрастающим могуществом и своей ответственностью за его использование

Возможно, именно этот баланс называется словом «культура».

Благодарю вас.

1992

Два слова о кино

ПРОСТО ЖИЗНЬ

Произнесено при вручении премии режиссеру лучшего неигрового телевизионного фильма

Неигровое кино.

То есть документальное.

Привычно полез в словарь. Надо вспоминать смыслы. Документ — documentum — свидетельство.

Говоря по-русски, — материальный носитель данных, с записанной на нем информацией, предназначенной для передачи во времени и пространстве.

Не знаю, не слишком ли это просто для данной аудитории.

Мы все — участники жизни.

Мы все — ее свидетели.

Но не все мы записываем и передаем в пространство. Не говоря уже о времени.

Наши свидетельства — наше личное дело. Кинодокументалист — свидетель по профессии. Которая требует от него соединить несоединимое. Как свидетель, он обязан быть точен.

Как живой человек, не может быть беспристрастным. В этом сложность профессии.

В этом ее пафос.

Потому что когда удается победить эту квадратуру круга, возникает не просто «материальный носитель данных». Рождается искусство.

…Да-да, много проблем.

Да-да-да всего не хватает.

Мало залов, мало денег, мало внимания.

Все жутко, кошмарно и ужасно.

И однако. И тем не менее. И вопреки. Документальное кино, которое вы делаете, кино, которое фиксирует не игру людей, а самое их существование, продолжается.

Оно всегда будет востребовано во времени и пространстве.

Ибо совокупность ваших свидетельств — это, говоря названием одной из ваших картин, и есть «Просто Жизнь».

2002

ГЛАВНОЕ ЛИЦО

Произнесено при вручении приза лучшему кинооператору на церемонии «НИКА-2002»

В этом зале все, конечно, прекрасно знают греческий и помнят, что слово «кинематограф» на этом благородном языке означает «запись движения».

Человек взял железяку со стеклышками, покрутил ручкой и впервые в истории зафиксировал движение. Это и был оператор. Первое действующее лицо кинематографа.

В этом зале все, несомненно, знают латынь и прекрасно помнят, что само слово «оператор» происходит от латинского «OPERATIO».

Действие. Работа.

Поначалу оператор был не только первым — он был единственным.

Это уже потом вокруг засуетились и запрыгали другие. Появились красавцы и красавицы, которые вставали в картинные позы и заламывали руки. Появились те, кто их одевал, рисовал на щеках родинки и раскрашивал фанеру под мрамор. И кто сочинял для красавцев слова, и изображал шум дождя, и хлопал хлопушкой, и кричал, что денег нет. И уже самым последним на подножку этого неудержимого поезда вскочил кипучий человек, который ни черта не умел конкретно, вследствие чего возглавил общий процесс. (В этой просвещенной аудитории излишне напоминать, что «режиссер» восходит к латинскому «REGO» — управляю. Оператор — работник, режиссер — управленец. Почувствуйте разницу!)

И уж совсем-совсем потом возникли все эти союзы, гильдии, секретариаты, академии и споры, какая из них хуже. И появились призы, которые сегодня получают победители. И все это — лишь надстройка. А базис, как и прежде, — это главное действующее лицо кинематографа.

Оператор.

Когда кинооператорам хотят польстить, им говорят: мы смотрим на мир вашими глазами. К счастью, это вранье. Мы смотрим на мир своими, и у каждого из нас своя картинка. Но, добавляя к ней великое разнообразие движений человеческой души и мысли, которое фиксируют художники, называемые операторами, мы делаем нашу картину мира неизмеримо богаче.

И поэтому все они вместе, и каждый в отдельности, а также я, посвятивший им это проникновенное слово, заслуживаем оваций.

Ирония и стёб

«Магазину Жванецкого» и его главному редактору Игорю Иртеньеву по случаю десятилетия выхода первого номера.

… Мы живем в ироническое время, воображают иронисты, иронически посмеиваясь в серебристые усы.

Они страшно заблуждаются.

Я тут полез в Интернет, чтобы глянуть на очередной удар золотого пера Иртеньева по правительству, ошибся адресом сайта, — если кто понимает, о чем речь, — и наткнулся на девиз или, как теперь говорят, слоган: «Стёб. ру — стёб без границ».

Так и написано. «Steb точка Ru» Без границ.

И это правда. Мы живем во времена стёба, ребята.

Ирония обостряет мысль. Стёб ее заменяет.

Ирония — это как.

Стёб — это как бы.

Сегодня вся жизнь — стёб. Слово дня — «как бы». Как бы чувства. Как бы мысли. Он как бы заявил — мы как бы возмущены.

Этот стёб, он как бы стригущий лишай. Ни умереть, ни вылечиться.

Безграничный стёб — это о России.

Но этот мой текст как бы о другом. Он как бы продукт нехватки иронии и невладения стёбом. Он как бы о «Магазине». Это, между прочим, была счастливая мысль — что именно «Магазин», тут ирония, недоступная даже англичанам. Как если бы в Лондоне выпустили магазин под названием «Журнал». Тут как бы поле для иронии на тему патриотизма, которое оставляю без боя.

Стёб — вещь тупая. Поэтому ирония вещь антинародная.

Открываешь «Магазин» — и видишь кружева столь тонкие,