– Нет! – крикнула я, прежде чем вой убегающей дыхали заглушил любые слова. – Еще нет!

Сурт поколебалась, потом убрала клинок. Серебристое забрало снова опустилось, скрывая лицо Босы.

– Освободите меня! – крикнул Труско, и я поняла, что капитан все еще привязан к своему креслу. Дыхаль утекала, словно корпус был протертым старым носком. С каждым вдохом чувствовался холод в горле, словно к нему прикасался металл, а не разреженный газ.

Я достала нож призрачников и рассекла его путы.

– Извините, что так вышло, – сказала я, не зная, слышит ли меня капитан.

Сурт проскользнула мимо Иллирии, пока та была занята шлемом. Труско протянул мне руку. Его губы шевелились. Он что-то говорил, но так обессилел, что это было почти беззвучно.

– Пушка. Призрачная пушка.

Я передала ему одну из пушек, сомкнув ладонь вокруг призрачной штуковины, воспринимая ее на ощупь лучше, чем мои глаза могли бы распознать ее ускользающие от взгляда очертания.

Труско взял пушку. Он посмотрел на хитрую штуковину с каким-то оцепенелым удивлением, моргнул как пьяница, который никак не может сфокусировать взгляд, а потом развернулся в своем кресле и прицелился в Босу Сеннен.

– Нет, – сказала я, догадываясь, что он собирается делать дальше. Мы были продырявлены в дюжине мест, дыхаль быстро утекала, но это не было то же самое, что взорвать половину корабля.

Боса попятилась, отступая на мостик, по-прежнему обратив к нам зеркальное лицо.

Труско снова посмотрел на меня. Теперь уже ничего нельзя было расслышать, и я начала ощущать, как из углов разума подступает чернота. Но Труско все равно что-то сказал, и было чудом, что я его поняла.

«Каюта», – говорил он.

Его личная каюта.

У меня не было сил кричать, и я едва могла пошевелиться. Я схватила Прозор за шиворот и жестами велела следовать за мной в капитанскую каюту; Страмбли, Сурт и Тиндуф поняли мое сообщение довольно быстро. К тому времени нам уже приходилось плыть против потока дыхали, стремящейся прочь в дюжину сторон, ни одна из которых не совпадала с нужным направлением, и когда мы преодолели порог камбуза, мои легкие чувствовали себя так, словно всасывали вакуум. Я мало что могла сделать, но не удержалась и оглянулась назад.

Боса уже была на мостике. Она отвернулась от нас.

Труско едва ли мог дышать лучше, чем все мы. Но он в достаточной степени сохранил сознание, чтобы нацелить пушку и выстрелить, и, если это был его последний поступок в качестве капитана «Королевы», вышло неплохо.

Тысячу раз я перебирала в памяти то, что случилось в последующие мгновения, пытаясь найти в этом смысл или порядок, с которым можно смириться. Нажатие на спусковой крючок, выстрел и то, что должно было случиться со всем, угодившим в расширяющийся энергетический конус; мощный хлопок, с которым закрылись герметичные двери, отсекая каюту Труско от камбуза и мостика; последний взгляд на него – с пистолетом в руке, доживающего секунды своей жизни.

Во всяком случае, так должно было случиться.

Но не случилось.

Вот все, что я могу сказать: действие пушки призрачников не было сосредоточено на том моменте, когда Труско нажал на спусковой крючок. Оно было расколото, разбито на кусочки и собрано вновь вокруг этого момента, как перетасованная колода, и каким-то образом – я не могу выразить это словами – двери оказались закрыты до того, как он выстрелил, а Иллирия все еще смотрела на нас, даже после того, как пушка сделала свое дело, и забрало ее шлема было то поднято, то опущено, то застревало на полпути.

Я твердила самой себе, что это невозможно, что воспоминания перемешались у меня в голове, но – пусть это и помогает мне заснуть – не уверена, что такова правда.

Нет. Оружие призрачников сотворило что-то жуткое со временем, а также с пространством и материей, и мы были там, когда это произошло, а если вам трудно в этой истории отличить нормальное от ненормального, то ступайте со своими претензиями к призрачникам.

Комната Труско сохранила нам жизнь. Когда из остальной части «Королевы» вышел весь воздух – не считая нескольких уголков, отделенных переборками, и герметичных пространств, – мы выжили. Может, он и не был самым великим или самым отважным капитаном, но прекрасно позаботился о собственных удобствах. Интуиция меня не обманула в тот первый раз, когда я оказалась в его каюте. То ощущение надежности было не просто плодом моего воображения. Стены и двери каюты действительно были изготовлены по более высоким стандартам, чем остальной корабль, потому что Труско не потерпел бы иного. За это его можно назвать трусом – и многие назовут. Но когда он взял пушку призрачников и нацелил на Иллирию, он в точности знал, что делает. Может, один смелый, самоотверженный поступок не перевешивает жизнь, прожитую по иным правилам, но не мне об этом судить. Я думаю, что в те последние минуты Труско получил команду, о которой мечтал, и воздал ей по заслугам.

Так или иначе, вы услышите критику в адрес Труско и парусника «Пурпурная королева», и немало таковой. Но только не от меня и не от Прозор.

В конце концов мы выбрались из той комнаты, но я не буду притворяться, что это было легко. У Труско имелся скафандр, спрятанный в нише за одной из его карт, но мы бы его ни за что не нашли, если бы с нами не было Сурт.

– Половина так называемых секретов этого корабля, – призналась нам интегратор, – известны мне уже много лет.

Я подумала про Жюскерель с «Монетты», про Ласкера с «Железной куртизанки» и решила, что к ним, вероятно, это тоже относится. Не важно, что говорят про чтецов костей; на самом деле капитан должен всячески баловать своего интегратора.

В соединительном коридоре между каютой Труско и мостиком были двойные двери, так что мы могли входить и выходить из комнаты, не теряя всю нашу дыхаль зараз. Но насоса там не было, и каждый раз, когда нам нужно было пройти через эти двери, немного дыхали просачивалось в то, что осталось от «Королевы». К тому времени, когда Сурт надела скафандр Труско и отправилась искать другие скафандры и дыхаль, наши запасы почти подошли к концу. Через час мы начали задыхаться. От добрых мыслей про Труско я вновь перешла к презрению в его адрес, ведь это он обрек нас на медленную смерть от асфиксии.

– Там полный бардак, – сообщила нам Сурт. – У нас больше нет корабля, это ясно.

– Хорошо, что тут недалеко еще один, – сказала я.

Сурт уставилась на меня через забрало шлема:

– Я знала, что ты собираешься одолеть «Рассекающую ночь». Но я не думала, что ты рассчитываешь ее захватить.

Я заставила себя улыбнуться:

– Мы не очень-то избалованы выбором, верно?

– Есть еще кое-что. Эта пушка здорово все раскурочила. Трудно сказать, что чем было раньше. Я нашла Труско – не думаю, что он сильно мучился. Единственное, что меня гложет, так это тот факт, что нигде нет ни явных следов Босы, ни каких-то ее частей.