А сейчас мы лежали на камнях как две выброшенные морем медузы, и никакой благодарности не было в помине. Я собрала в себе силы, чтобы привстать и высказаться:

   – Жаров! Это что сейчас было?! Как ты посмел… кто тебя просил!

   – Не кричи, Энн, – тихо сказал он, придерживая меня за плечи. – Не надо кричать.

   – Буду кричать. Не смей… мной… командовать, Жаров!

   – Буду командовать, – серьёзно заявил он. – Я старше по званию.

   – А я не у тебя на службе. Я… я… я…

   – Живи, Энн, – сказал он тихо. – Просто – живи. Дождись врачей, пожалуйста. Живи!

   Я чуствовала исходящее от его рук живительное тепло, но уже не могла смотреть на него и с ним разговаривать. Мир плыл, не желая вставать на место. То ли проклятый генератор помех, сделанный кустарно, буквально на коленке, сорвал мне контроль над паранормой, то ли я схлопотала полноценный срыв, пытаясь вытянуть сразу двоих тяжёлых пациентов одновременно. Не знаю.

   Но по ощущениям получался какой– то непрерывный кошмар. И стена слепящего пламени, как тупик, как последняя черта, плывущая ко мне из моего будущего. Похоже, я умирала…

   Знала бы я, что весь кошмар ещё впереди!

Она стояла у окна, спиной ко мне. Мягкий уличный свет обливал её фигуру неярким свечением. Фантом…

   На удивление живой фантом.

   – Я не хочу вас больше видеть, – сказала я. – Ни сейчас, ни потом. Никогда в жизни.

   – Но вам придётся увидеть меня по меньшей мере ещё четыре раза, – сообщила она. – Не могу пустить процесс на самотёк.

   – Да как– нибудь уже сама разберусь, – неприязненно заявила я.

   – Как– нибудь!– фыркнула она возмущённо. – Я не привыкла работать «как– нибудь», – и добавила жёстко:– Потерпите.

   – Оставит ваша семейка меня когда– нибудь в покое?– зло спросила я. – Неужели это так трудно, просто взять и оставить меня в покое?

   – Вы же видите, с каким упорством провидение сталкивает нас снова и снова, – отвечала она. – Какие есть догадки по поводу?

   – Никаких, – злобно ответила я.

   Она обернулась. Я снова вздрогнула поневоле: время мало что добавило к её облику. Какой была, такой и осталась. Такой, какой запомнилась мне в нашу первую встречу на оллирейнской станции Кратас, куда меня пригласили против моей собственной воли три десятка лет тому назад…

   – Корни в прошлом, – объяснила она. – В том прошлом, от которого вы с такой лёгкостью отказались когда– то. Я могу вам помочь с этим, если хотите. Рассказать…

   – Ничего мне от вас не надо, – сказала я. – Ничего я от вас не хочу. Кроме одного: оставьте меня в покое!

   – Вы не спешите, подумайте, – предложила она, направляясь к двери. – Надумаете, приходите. Поговорим.

    Поговорим. Говорили уже! Я ничего не забыла, каждое слово горит в памяти как свежевыжженное тавро. О чём ещё можно разговаривать? С ней?

   Но именно разработанная ею методика позволяла мне сейчас жить и надеяться на возвращение контроля над сорванной в ту адскую ночь паранормой. Жутенькая закольцовка вышла у его величества времени. Началось всё с меня и на мне теперь обратно сходится.

   Я села, переждав коротенькое головокружение. Постельный режим, да, но вставать не запрещалось. Так что я вышла за дверь, подышать разнообразием. И сразу же за дверью услышала скандал: мой Жаров отчитывал того самого загадочного Аркадия, чьего отца я, по словам Андрея, хорошо знала:

   – Я думал, у тебя всё под контролем. Как ты мог? Она едва не погибла из– за тебя!

   – Из– за вас она погибла бы точно, – невозмутимо возразил Аркадий. – Она же была в полной эмпат– связке с тонущим; если бы он утонул, утонула бы и она.

   – Ты мне зубы…– грозно начал Жаров.

   Нехорошо подслушивать. Я кашлянула. Они обернулись, оба. И я внезапно увидела Игоря Огнева, каким он был в самую первую нашу встречу. Поразительнейшее сходство, одно и то же лицо, вот только глаза немного другие. Такие же серые, но…

   – Здравствуй, мама, – сказал Аркадий.

   Аркадий Огнев, мой посмертный ребёнок. Немыслимо! Но ведь вправду меня считали погибшей, и Игорь поступил согласно традиции, принятой в семьях пирокинетиков. Тем более, мы с ним обсуждали саму возможность общих детей и даже ходили к генетикам на предварительное обследование, и собирались, конечно же, когда– нибудь позже… Но я не думала, даже не надеялась, что у меня на Старой Терре может появиться сын. После трибунала, после разжалования, после вселенского позора, который я огребла за Девбатум, я была уверена, что Игорь Огнев, боевой ветеран с тремя Солнечными Крестами и множеством орденов, не захочет больше знать меня, вычеркнет из памяти моё имя и забудет как страшный сон. А он не забыл.

   Не забыл…

   – Аркаша, – тихо сказала я, язык не слушался. – Сынок…

   Очень сопливо вышло. Но это не те слёзы, которых надо стыдиться, я считаю.

   Потом мы говорили. Говорили, говорили и говорили. Сначала он, потом я, потом снова он. Он родился на второй год моего заточения на Планете Забвения. Вырос в доме Огневых, где же ещё…

   – Отец никогда не верил в то, что о тебе говорили, – рассказывал Аркадий. – Он говорил, что если ты поступила так, как поступила, – значит, так было надо.

   – Я расскажу тебе о Девбатуме, – пообещала я. – Но позже, пожалуйста, хорошо? Сейчас я не готова…

   Полной совместимости, разумеется, у нас с Игорем не было, а поскольку я отсутствовала, ребёнок был зачат по образу отца, с некоторыми вариациями в мою сторону во внешности. Но в тринадцать лет у него проснулась не пирокинетическая паранорма, как следовало бы ожидать, а – целительская. Очень странный факт, ведь в моих генах нет и намёка на домены, ответственные за психокинез, я – натуральнорождённая, мои спецификации – навязаны экспериментально. И тем не менее, при изначально заложенном в эмбрион генокомплексе пирокинеза мой сын стал целителем. Он обучался в Тойвальшен– Центре, у самой Сихранав, а когда узнал, что я вернулась и теперь на Океании (большой вопрос, откуда! Кажется, я догадалась, кто именно протрепался!) то стал добиваться для себя стажировки на Океанию. Ему нашли такую возможность. Реабилитационный Центр Океании давно уже в научных кругах встал вровень с Номон– Центром, а кое в чём даже превзошёл.

   – Буду работать здесь какое– то время, – говорил Аркадий о своих планах.

   И рассказал, к кому именно ему посчастливилось попасть на практику. Хорошо, что я сидела. Потому что теперь я встала, и от избытка эмоций не находила слов. Но что я могла сказать взрослому сыну? Я запрещаю тебе связываться с Чёрной Саламандрой? Можно подумать, он послушает меня.