– Это здесь. Прошу вас…

Гортензия вошла, подчиняясь приглашению, сделала несколько шагов и упала без чувств.

Глава V

Мастерская художника

Придя в себя, Гортензия обнаружила, что лежит, словно утопая в море мягких подушек. Однако в сознание ее привела пара хлестких пощечин.

– Прошу прощения, – извинился Делакруа, – но у меня здесь нет нюхательной соли. Те, кто приходит сюда позировать, обычно в обморок не падают. Вот, пожалуйста, выпейте…

Она увидела, что он сидит рядом и протягивает ей полный стакан какой-то золотистой жидкости.

– А что это?

– Ром. Лучшее средство от всякой хвори. Выпейте. А то вы такая бледная…

– Ром? Я никогда не пила…

– Охотно верю. Тем более стоит попробовать.

От крепкого напитка она даже закашлялась, горло словно обдало огнем, но вкус был приятный. Гортензия не стала пить до дна, но сделала еще один глоток и сразу почувствовала себя настолько лучше, что даже смогла подняться и присесть на краешек огромного дивана, на который ее уложили. Художник тоже встал, отошел на несколько шагов и взглянул на нее с улыбкой, из чего она заключила, что вид у нее довольно забавный.

– Вы, наверное, приняли меня за сумасшедшую. На кого я похожа?

– Сам не разберусь. Не скрою, вид у вас странный, а если поглядеть вот на эту амуницию, – он указал на крахмальную манишку, – то нетрудно догадаться: вы прямиком из Тюильри и, готов поспорить, с представления ко двору. Это – да, но вот насчет сумасшествия… что-то не похоже.

– Мне трудно объяснить вам, что произошло, это длинная и скучная история, но прошу вас, поверьте, я подвергалась большой опасности… быть может, даже смертельной.

– Я вам верю.

Он присел на корточки возле нее и взял ее руки в свои.

– Когда я увидел вас, в ваших глазах застыл настоящий ужас, – мягко проговорил он. – Вы были растеряны, напуганы. Вы так озирались по сторонам, что в какой-то миг я даже подумал: а не собираетесь ли вы броситься в Сену? Вот, посмотрите. У вас было точно такое выражение лица.

Он быстро подошел к огромному столу, заваленному блокнотами с эскизами и бумагой, и, взяв чистый лист и уголь для рисования, быстро что-то набросал.

– Смотрите!

Она взглянула и с удивлением увидела свое собственное лицо, нет, не лицо даже, а только глаза. Глаза затравленного зверя. Такой Гортензия себя не знала. Она покачала головой.

– У вас действительно талант, господин Делакруа. Ведь вы мне дали зеркало, не правда ли? Наверное, до сих пор у меня такой же напуганный вид.

– Здесь вы в безопасности. Кому придет в голову искать красавицу графиню де Лозарг у скромного мазилы?

– У мазилы? Да к тому же скромного? Извините меня, сударь, но, глядя на вас, вспоминаешь о множестве прекрасных человеческих качеств, например, таких, как щедрость, отвага… но скромность… это не по вашей части! Вы более похожи на странствующего рыцаря, нежели на монаха-отшельника.

Он захохотал, демонстрируя ослепительно белые зубы. Их белизна напомнила Гортензии о другом… И дерзкая посадка головы, и волевые губы – все это немного напоминало Жана. Быть может, именно из-за сходства она так легко доверилась Делакруа.

– Прямо в цель! – выпалил он. – А теперь перейдем к вещам более серьезным. Скажите, чем могу я вам помочь? Может быть, вызвать карету и отвезти вас на улицу Бабилон?

– По правде говоря, не знаю. Боюсь, что те, кто меня преследует…

– Отправятся прямо туда? Мне тоже кажется, что лучше подождать, и если вы мне доверяете…

Его прервал стук в дверь.

– Минутку! – крикнул Делакруа и, заставив Гортензию вновь улечься на диван, задернул тяжелый полог. Быстро окинул взглядом комнату, желая убедиться, что ничто не выдает ее присутствия, и пошел открывать. На пороге стоял мальчик с подносом – посыльный из кафе.

– Добрый день, господин Делакруа! А что, вы сегодня не рисуете?

– Сегодня воскресенье, мой мальчик, хоть ты, видно, этого и не заметил. Тут все, что ты мне принес? А больше ничего нет?

– Гм… да. Вы сегодня очень голодны?

– Как волк. Утром много гулял. Пойди принеси мне еще порцию кролика и пирога.

Хитро улыбнувшись, мальчик подмигнул Делакруа и поглядел в сторону задернутого полога.

– Сейчас, сейчас, господин Делакруа. На свежем воздухе всегда так хочется есть!

Спустя несколько минут он уже снова стоял в дверях с подносом, как две капли воды похожим на тот, что принес раньше, и даже со вторым столовым прибором. Художник очистил от бумаг место на столе, разложил там большую салфетку и накрыл на двоих. Затем он отдернул полог.

– Идите обедать! – весело позвал Делакруа. – На голодный желудок ничего не придумаешь!

Художник помог Гортензии встать, высвободив запутавшийся в подушках шлейф.

– Что за черт! – выругался он. – Ну и наряд! Не снять ли вам это проклятое платье вон там за ширмой? Не смею предлагать халат, который надевают мои натурщицы, но, может, подойдет хоть рабочая блуза? В ней вам будет удобнее.

Он порылся в сундуке и достал оттуда широкую красную блузу художника.

– Вот эта чистая! – объявил он, протягивая блузу.

Гортензия заколебалась было, но блузу взяла. И попросила смущенно:

– Не могли бы вы… расстегнуть мне сзади платье? Самой мне будет трудно…

– Охотно верю! Повернитесь спиной!

Художник так осторожно стал расстегивать крючки на платье, что Гортензия даже не почувствовала прикосновения его пальцев. Она задернула полог и минуту спустя уже появилась, облаченная в широкую теплую красную блузу.

– Вы очаровательно выглядите, – одобрил Делакруа, – и никакая сила в мире не сможет помешать мне набросать ваш портрет. Вам так гораздо лучше, чем в придворном платье.

– Да вы и сами такой элегантный…

И правда, малиновый редингот отличного покроя и высоко завязанный галстук сидели на нем безупречно. Но он и вообще был из тех, кому все идет: высокого роста, худощавый, элегантный от природы – словом, в нем были все признаки человека благородного происхождения.

– Люблю хорошо одеваться, – признался Делакруа. – Эту страсть я приобрел еще в Англии. Англичане – непревзойденные мастера во всем, что касается мужской одежды. Только не говорите мне, что платья для официальных приемов, которые ввела в моду госпожа герцогиня Ангулемская, тоже могут выглядеть изящно! Нужно обладать несравненной красотой, чтобы не казаться в них смешной. А теперь скорее к столу, иначе все остынет…

Обед был простым, но очень вкусным. Гортензия, чей аппетит нисколько не пострадал от переживаний, отдала должное и кролику, и яблочному пирогу. Не отказалась она и от глотка бургундского. И, быть может, это вино подействовало на нее так расслабляюще,