Я часто высказывал такую же точку зрения о русской армии, и рад, что она нашла подтверждение. Кроме того, я говорил, что выразительницей русских чувств является Москва, а не Петербург и что, поскольку Москва и армия придерживаются единого мнения относительно Германии и неполноценного мира, если император поддастся влиянию прогермански настроенных придворных и петербургского общества, его свергнут.

В письме из МИДа говорится: «Если немцам не нравятся речи Ллойд Джорджа и Бриана, еще меньше им понравится черновик ответа на германские предложения, которые я только что прочел. Прекрасно изложено, и можно только согласиться со всеми выраженными в нем чувствами. Можно надеяться, что положение на фронте и на море в самом деле не дает повода полагать, что Германия имеет право выдвигать какие бы то ни было условия и таким образом вести дело к возможным переговорам. Я ожидал, что разрыв останется открытым».

Недели три назад Бернсторф говорил о подарке в виде мира на Рождество. По-моему, он знал от американцев немецкого происхождения, уверенных в Вильсоне, что он намеревался разослать «послание мира и доброй воли». Немцы решили, что, если они выпустят мирное предложение до американского, все нейтральные страны решат, что они готовы заключить мир; такая комбинация будет неотразимой. Однако результат оказался не таким, какого они ожидали. Вильсон, должно быть, удивлен и возмущен тем, какой плохой прием имела его нота в странах Антанты. Стерпит ли он молча отказ стран Антанты изложить свои условия мира? Он может причинить нам большие неприятности, не проявляя откровенной враждебности и не отказываясь от американских, точнее, его собственных представлений о нейтралитете и беспристрастности. Не думаю, что напоминание о британских и французских мирных предложениях, адресованных президенту Линкольну во время Гражданской войны, возымеет действие на Вильсона, хотя, возможно, это убедит некоторые другие нейтральные страны. Вильсон наверняка скажет, что времена изменились и случаи не аналогичны. Одно дело гражданская война, в которой не было внешней интервенции, а в настоящем случае одна противоборствующая сторона готова обсуждать условия мира. Вполне справедливо, что Америка, чьи интересы также затронуты, призывает другую сторону идти навстречу.

Вот мнение генерала Поливанова о русской императрице, полученное мною из того же источника:

«II n’y a pas que les sympathies allemandes: une autre raison encore explique l’attitude et la conduite de l’Impératrice, s’est son désir de sauvegarder le principe monarchique. On ne se figure pas à quel point l’Impératrice en est pénétrée. Au dessus du sort des nations elle place celui des dynasties et elle redoute la défaite de Guillaume parce qu’elle serait à ses yeux la défaite de la cause des rois. Le Prince Nicolas de Grèce a beaucoup appuyé sur cette corde et n’a cessé de répéter que des mesures violentes contre le roi Constantin serviraient les idées républicaines et révolutionnaires. Le mot d’ordre de Berlin était d’user de cet argument pour impressionner la Cour de Russie. M. Stürmer est soutenu par le parti de l’impératrice. Aussi n’a-t-il pas voulu adopter vis-à-vis de la Grèce les mesures énergiques que le Gouvernement français recommandait et qui s’imposaient pour assurer la liberté d’action de l’Armée de Salonique. Pour avoir les bonnes grâces de ce qu’on appelle les hautes sphères il faut être très pur au point de vue monarchique et flatter humblement les idées consacrées. Mon successeur le Général Chouvaief baise les mains de l’Empereur. Le Général Soukhomli-nof était un courtisan parfait. Quand tout va mal on s’adresse aux hommes sérieux mais à la première éclaircie on les renvoie.

Quelques jours après M. Sazonof me demanda: ‘Vous avez vu le télégramme de MM. Briand et Asquith à M. Stürmer sur la question polonaise. Les deux Premiers ont pris acte des engagements du Ministre des Affaires Etrangères au sujet de l’autonomie de la Pologne. Ils l’ont fait sous une forme courtoise et très prudente. Mais M. Boselli lui aussi a cru devoir manifester ses sentiments, et son intervention est fâcheuse. L’Italie se mêlant de la quiestion polonaise, c’est vraiment trop. Il eût été si facile d’éviter cette humiliation et je regrette profondément que la question de l’autonomie polonaise soit devenue internationale. C’est une lourde faute’»[361].

Еще одно письмо от 9 декабря:

«Dans un cinéma de Moscou on montrait un film militaire. C’était la vie au Grand Quartier Général, les Généraux au travail, l’Empereur penché sur des cartes. Lorsqu’apparut l’Impératrice le public se mit à crier, ‘Et Grisha! Où est Grisha?!’ (Grisha est Raspoutin.) De telles manifestations en disent bien long. On souhaite vivement ici que Lloyd George réussisse à former le Cabinet et on compte beaucoup sur lui, notamment pour approvisionner d’artillerie lourde la Russie.

L’Impératrice s’est rendue au Grand Quartier Général, elle a eu quelques crises d’hystérie. Protopopof a été maintenu, Trépoff a voulu donner sa démission, l’Empereur a dû lui promettre que Protopopof ne garderait que peu de temps encore le portefeuille de l’intérieur… Pour obtenir des Ministres honnêtes, sérieux et capables, genre Sazonof, Polivanof, Kokovtsof, Krivochéine, il faudrait pouvoir modifier une certaine mentalité en haut lieu, ce qui est excessivement difficile. L’Empereur ne cède qu’à la peur»[362].