Несколько мгновений двое мужчин испепеляли друг друга взорами. Бруд первым опустил глаза. Бран обуздал свой гнев. Над ним уже не висела угроза потерять себя, он был вождем и собирался остаться вождем впредь. Что до молодого охотника, его терзали сомнения. Он впервые понял: неколебимая уверенность в том, что со временем он займет место Брана, была напрасной. И в душе его поднялась волна бессильной горечи. «Бран по-прежнему благосклонен к Эйле, – с досадой думал Бруд. – Но почему? Я – сын его женщины, а она – уродина, к тому же родившая увечного ребенка». Но Бруд попытался проглотить оскорбление и взять себя в руки.

– Этот охотник сожалеет, что неверно выразил свои опасения, – заявил он по всем правилам этикета. – Вождь не понял его. Настанет день, когда этот охотник возглавит охоту, если только вождь сочтет его достойным этого. Что он будет делать с мужчиной, неспособным держать голову?

Бран пристально и сурово взглянул на сына своей женщины. Жесты Бруда выражали покорность, но выражение его лица и вызывающая поза говорили о другом. В чрезмерно почтительном ответе слышался вызов, и это рассердило вождя больше, чем откровенная дерзость. Все ухищрения Бруда оказались напрасными: Бран видел его насквозь. Но он досадовал не только на молодого охотника. Он укорял себя за недавний гнев. Своими надоедливыми замечаниями, которые ставили под сомнение дальновидность и проницательность вождя, Бруд задел его гордость, а этого Бран не мог стерпеть. И все же сейчас вождь с раскаянием думал о том, что не следовало давать волю ярости и у всех на виду унижать сына своей женщины.

– Ты высказал свое мнение, Бруд, – сдержанно заметил Бран. – Я знаю, если этот ребенок вырастет калекой, он станет обузой для вождя, который придет мне на смену. И все же решение принимать мне. И я поступлю так, как сочту разумным. Пока что я не сказал, что ребенок будет оставлен в живых и что мать его избежит кары. Прежде всего, я забочусь о Клане, а не об этой женщине и ее сыне. Смертельное проклятие опасно для всех нас. Духи зла приблизятся к нашему жилищу. Они могут принести несчастье. Не забывайте, мы уже призывали их раньше. Я полагаю, увечье этого ребенка слишком велико и он не должен жить. Но Эйла слепа, когда дело касается ее сына. Желание иметь ребенка помутило ее рассудок. Вернувшись, она обратилась ко мне с просьбой: если я решу отнять жизнь у ребенка – предать ее смертельному проклятию. Я просил вашего совета, ибо полагал: осмотрев ребенка, вы заметите то, что ускользнуло от моего взгляда. Смертельное проклятие, будет ли оно для Эйлы наказанием или исполнением ее чаяний, это слишком серьезно. Тут нельзя торопиться.

Обида на вождя, бушевавшая в душе Бруда, немного улеглась. «Возможно, Бран не так уж благосклонен к ней», – решил он.

– Ты прав, Бран, – с покаянным видом заметил молодой охотник. – Прежде всего, вождю следует думать о безопасности Клана. Этот человек благодарен, что мудрый вождь развеял его заблуждение.

Бран тоже вздохнул с облегчением. Никогда он всерьез не думал о том, чтобы отказать Бруду в праве наследования. Он всем сердцем был привязан к сыну своей женщины. Сохранять самообладание порой бывает нелегко, вспомнил Бран собственный приступ ярости. Конечно, Бруд чрезмерно вспыльчив, но с годами это пройдет.

– Я рад, что ты признал свое заблуждение, Бруд. Когда ты станешь вождем, ответственность за благоденствие и процветание Клана ляжет на твои плечи, – заявил Бран, давая всем понять, что не собирается нарушать законы преемственности.

Не только Бруд, но и все охотники рады были услышать это. Они опять обрели уверенность в незыблемости Клановой иерархии, в незыблемости своего собственного положения. Ничто не могло встревожить их сильнее, чем предчувствие грядущих перемен.

– Именно о благополучии Клана я и пекусь сейчас, – произнес Бруд. – Зачем в Клане мужчина, неспособный охотиться? Какую пользу сможет принести сын Эйлы? Она проявила непокорность и заслужила наказание. Если она сама жаждет смертельного проклятия, надо удовлетворить ее желание. Эйла презирает законы Клана. Она недостойна жить. Ее увечный сын тоже недостоин жить.

Вокруг раздался одобрительный ропот. Бран прекрасно понимал, что за разумными утверждениями Бруда скрывается низменное желание отомстить, но счел за благо не говорить об этом. Ни к чему вновь разжигать только что улегшуюся вражду. Злобная стычка со своим преемником была для Брана так же неприятна, как и для остальных.

«По сути Бруд прав, и надо выразить согласие с его мнением, – решил вождь. Но колебания не оставляли его. – Да, проклясть Эйлу – самый разумный выход, – убеждал он себя. – От нее слишком много неприятностей. Конечно, это причинит Изе страшное горе. Но я не обещал ей пощадить Эйлу и ребенка, я лишь сказал, что обдумаю, возможно ли это. Я не обещал даже взглянуть на ребенка, когда Эйла вернется. Да и кто мог ожидать ее возвращения? Никогда не знаешь, чего от нее ожидать, в этом и беда. Но вдруг тоска по Эйле приблизит конец Изы? Что ж, у нас останется Уба, дочь Изы, ее преемница. К Великому Сходбищу девочка сумеет овладеть искусством целительницы.

С Эйлой уйдет частичка духа Брака. Насколько это опасно для мальчика? Впрочем, Бруд об этом не тревожится, значит, и мне тревожиться нечего, – размышлял Бран. – Я согласен с сыном моей женщины: Эйла заслужила суровую кару. Столь сильная привязанность к увечному ребенку безрассудна. Это все старушечьи сказки, они задурили ей голову. Она даже не замечает, что произвела на свет урода. Да, рассудок изменил ей. Конечно, во время родов она очень страдала, но что из этого? Мужчинам приходится не легче. Порой, получив на охоте тяжкие раны, они возвращаются в пещеру без посторонней помощи. Но Эйла всего лишь женщина. Неудивительно, что она не вынесла боли и утратила ясность ума. Хотел бы я знать, где она скрывалась эти несколько дней. Она говорила о какой-то пещере в горах. Должно быть, это поблизости – она едва не умерла во время родов и не смогла бы уйти далеко. Но почему тогда мы не отыскали ее убежища?

Если я сохраню Эйле жизнь, мне придется взять ее на Великое Сходбище, – пришло в голову Брану еще одно соображение. – Как отнесутся к ней другие Кланы? Нет, ни к чему оставлять в живых ее и увечного ребенка. Надо покончить с обоими. Без Эйлы Бруд наверняка станет спокойнее и выдержаннее. Он бесстрашный охотник. Ему не хватает лишь самообладания и чувства ответственности. Возможно, мне стоит проклясть Эйлу ради Бруда, ради того, чтобы сын моей женщины стал достойным вождем. Да, это самый верный выход, единственно верный выход. Против него не найти возражений…»

– Я принял решение, – сделал знак Бран. – Завтра для ребенка наступит День Обретения Имени. Как только начнет светать…

– Бран! – перебил его Мог-ур. Он впервые вступил в разговор.

С тех пор как Эйла родила, Мог-ур редко показывался на людях. Дни и ночи он проводил в святилище, пытаясь получить у духов объяснения тому, что произошло. Мог-ур знал, Эйле приходится пересиливать себя, чтобы следовать законам и обычаям Клана. Но ему казалось, она преуспела в этом. Как видно, нечто, скрытое от его взора, заставило ее решиться на столь отчаянный поступок.