«Тапир» был массивен и силён, и что бы его ни тащило вниз, у него всё же хватило сил вновь поднять голову из воды, чтобы вдохнуть. То, что напало, явно старалось утопить его, а он рвался из-под воды наверх. Но он был уже ранен, и ранен, судя по всему, смертельно. Половина его морды была располосована длинными глубокими ранами, как будто гигантские грабли прошлись по нему, вырывая лоскуты грубой кожи и мяса. Правого глаза и уха уже не было, вместо них с морды свисали рваные клочья, и виднелась белая кость черепа. На короткой складчатой шее тоже были видны страшные разрывы, из которых водопадом хлестала кровь.

И вновь могучий рывок утащил «тапира» под воду. Вода забурлила, что-то под самой поверхностью задвигалось из стороны в сторону. Вода была мутной от красной глины, совершенно непрозрачной. Опущенная в неё ветка теряла свои очертания уже в десяти сантиметрах от поверхности, но даже эта муть не могла скрыть огромного кровавого пятна, которое расплывалось на месте нападения.

— Что это? — прошептала Бонита.

Голос у неё явно дрожал. Да и я, признаться, совершенно оторопел от зрелища, разворачивающегося перед глазами.

— Чёрт его знает, но оно огромное, — пробормотал я. — Смотри!

«Оно» было действительно огромным. Нам было видно, где продолжают трепать под водой тушу «тапира», как Тузик шапку. В этом месте «оно»… скажем так — «начиналось». А вот «заканчивалось» оно далеко, метрах так в десяти примерно — там, где под водой билось нечто тёмное, похожее на хвост.

— Кит? — спросил я шёпотом.

— Не знаю, — так же дрожащим шёпотом ответила Бонита. — Мне не видно. Кто-то огромный.

И наконец «оно» нам открылось. Туша «тапира» всплыла, а вместе с ней, удерживая её за толстую заднюю ногу, всплыла огромная, как стол, вытянутая, корявая, покрытая щитками, пересечённая на всю длину зубастой пастью голова крокодила. А за ней из воды поднимались, раскинувшись во всю свою невероятную длину и ширину, ряды зубчатых гребней на спине, бревноподобный хвост. Он был велик. Не «велик» в смысле «большой», а «велик» в смысле «величествен». Он был размером с хорошую яхту, могуч и невероятен — он был властелином всей местной вселенной болот и каналов.

Краем глаза я заметил шевеление в дзоте и переключил внимание туда. Молодой парнишка в камуфляже попытался навести «корд» на местного болотного повелителя, но второй, постарше, не дал ему этого сделать. Между ними возник краткий спор, причём младший возражал, а старший показывал рукой на соседний остров. Затем младший оставил крупнокалиберный пулемёт в покое. Понятно. Эту страхолюдину тут знают и пугают им рабов на соседнем острове, чтобы не разбегались. Или ему их скармливают — дело нехитрое, и он у них за похоронное бюро. А очереди из «корда» пулями калибра 12,7 мм хватило бы даже этому гиганту за глаза. Они бронетранспортёры прошибают — не то что крокодилов.

А крокодил между тем ничего лучше не придумал, как дотолкать «тапира» на отмель в десяти метрах от нас и там приняться за еду. Не то чтобы я опасался, что он заодно привлечёт внимание и к нам, вовсе нет. Мы были очень хорошо замаскированы, и обнаружить нас с постов на той стороне протоки было невозможно. Даже в тепловизор — земля уже нагрелась. Но я судорожно вспоминал, каким образом крокодилы обнаруживают свои жертвы. В голове почему-то упорно крутилась мысль о том, что змеи чуют тепло, а у летучих мышей есть сонары. При чём тут крокодилы, было непонятно, но вспомнить, как они ищут добычу, у меня не получалось. По запаху? Зрением? Спинным мозгом чуют?

«Вал» и «винторез» были заряжены бронебойными патронами, оптимальными для джунглей, но, разглядывая невероятной толщины костяные щитки на морде крокодила, я сомневался, что даже эти тяжёлые, шестнадцатиграммовые, но низкоскоростные пули способны эти щитки пробить. И если мы крокодилу не понравимся, аппетит ему, например, испортим, то или он нас съест, или бежать нам от него по кустам под очередями двух крупнокалиберных пулемётов.

Ел крокодил «тапира» очень впечатляюще. Затащив толстую тушу жертвы на отмель, он пристроился рядом. Пасть у него была заметно шире, не такая заострённая вперёд, как у земных крокодилов, и зубы у него, в отличие от земных его аналогов, строением больше напоминали акульи, острые и частые, растущие в несколько рядов, которые легко рвали мясо с туши. Крокодил приподнимался на передних ногах, открывал пасть так, что нам через глотку был виден чуть ли не его желудок, издавал низкий, на грани инфразвука рёв, при этом ещё и распространяя волну зловония, после чего вцеплялся в наиболее мясистую часть туши жертвы. По моим прикидкам, «тапир» весил не меньше тонны, но вцепившийся крокодил трепал и болтал эту тушу по мелководью до тех пор, пока огромный клок плоти вместе с толстой грубой шкурой не вырывался с отвратительным треском, орошая брызнувшей кровью все окрестности. Добытый шматок мяса хищник судорожно глотал, причём выглядело это так, как будто он собирается им подавиться, а затем совершался очередной бросок на добычу.

При каждом таком броске у меня шевелились волосы под капюшоном, а Бонита еле слышно ойкала и вздрагивала. Зрелище было, прямо скажем, то ещё. Представьте взбесившегося монстра в нескольких шагах от вас, когда до вас даже брызги от его рывков в воде долетают. Каково?

Вскоре возникли ещё претенденты на кусочек с барского стола. Вокруг «тапира» появились небольшие, с полметра, тёмные рыбины, которые быстро подскакивали к погруженной в воду части туши и выхватывали из неё куски. Поодаль над водой появилось несколько треугольных плавников местных акул. Не слишком больших, но… есть простое правило — если акула переросла один метр, она уже становится потенциально опасной. Даже если она принадлежит к неагрессивному виду. В свою бытность дайв-инструктором я был укушен за кисть руки детёнышем рифовой белопёрой акулы, которого пытался вытащить за хвост из-под камня, чтобы показать туристам. Полуметровая рыба сумела вырвать хвост у меня из ладони, развернуться, атаковать меня, укусив за ладонь, и скрыться.

Зубы у акулёнка были ещё мелкие, и на руке у меня была неопреновая перчатка, поэтому серьёзной травмы он мне не нанёс, но белые мелкие шрамы так и остались до сих пор, напоминая, что не надо терять осторожности, а излишнее самомнение вредит. И я понял, что даже очень маленькие акулы всё же очень сильны и очень быстры. Мне запомнилось ощущение акульего хвоста в руке — как будто стальной трос бился и извивался сам по себе. А акула, которая переросла размер в два метра, становится потенциальным убийцей. Не в смысле того, что она обязательно нападёт, отнюдь. Мне приходилось нырять среди десятков таких акул. Но если она решит напасть, то она тебя обязательно убьёт, буде такова её цель. И не стоит себя тешить сценами с защитой при помощи водолазного ножа: если вы увидите двухметровую акулу в её естественной среде, то поймёте, что у вас нет шансов.

Так о чём это я? Об акулах. А почему об акулах, когда здесь крокодил за главного? Может быть, потому, что они от него предпочитали держаться подальше, невзирая на кровь в воде.

А вообще в воде уже кипел настоящий пир. Помимо рыб, о которых я уже говорил, появились ещё то ли угри, то ли змеи, которые вцеплялись в свисающие клочья плоти и отчаянно извивались, пока не отрывали их, падали в воду, опять возвращались. Сверху на тушу садились маленькие ящеры-падальщики вроде степных, но помельче. При каждой крокодильей атаке они с хриплым воем взлетали вверх, после чего немедленно возвращались на место. Появились какие-то маленькие, размером с жука, то ли крабы, то ли раки, которые расползлись по всей туше. И над всем этим великолепием сверху собрались мухи. Туча — огромное гудящее облако мух. И всё это у нас прямо под носом. Вот благодать-то.