— Я не хочу продавать его, — медленно произносит Лейла. — Я хочу выкупить у вас вторую половину. Вы можете продать мне ее?

— Полиция закрыла галерею. Я здесь, пока мне не скажут, что делать дальше.

— Если мы попадем в галерею, вы мне его продадите?

— Я не хочу злить полицию.

Ах ты мерзкая, бесполезная, покорная ханжа. Настоящая Пустышка.

— Мне он нужен срочно. Асо, расскажи ей.

Хафизе предпочитает рассматривать свой маникюр, пока Асо объясняет финансовые пертурбации компании «Бесарани — Джейлан». Лейла не уверена, понимает ли Хафизе что-то из страстного рассказа о новом предприятии, об асимптотической кривой развития наноинженерии в XXI веке. Лейла прерывает Асо, когда тот переходит к техническим характеристикам преобразователя.

— Я дам вам тысячу евро. По рукам?

Вот тут Хафизе сразу понимает. По рукам.

— Тысяча евро? — шепчет Асо Лейле, пока она ведет его, Хафизе и Наджи в арьергарде к узенькой деревянной лестнице.

— Мы все уладим. В любом случае, в лавке Кенана есть банкомат. — Лестница выходит на северную сторону галереи, которая смотрит на сад. — Я живу здесь.

Но Асо больше интересует фонтан во дворике.

— У тебя собственный сад. Я бы отсюда не вылезал. А кто хозяин?

В конце галереи находится дверь, откуда можно выйти в узкий, пыльный коридор. Высокое окно в правой стене заколочено дешевыми досками.

— Здесь живет профессор. А с другой стороны стены главная лестница, которая поднимается в квартиру мальчишки.

— Как вы это обнаружили? — спрашивает Хафизе.

Тебе этого не понять, дорогуша.

— Вы знаете того мальчишку, который вечно играется с крошечными роботами, меняющими форму? Как-то раз я заметила, что он с их помощью следит за мной. Пацан попытался сбежать, но я последовала за роботами. У него тут входы-выходы по всему зданию. Больше он за мной не следил.

— Ну или вы не заметили, — говорит Хафизе.

Дверь справа открывается в заброшенную галерею, огибающую все текке. Лоскуты горячего света просачиваются через решетку на окне. Лейла стоит четко над главным входом в галерею. Если плюнуть, то попадешь на мостовую площади Адема Деде, но это целый отдельный мир, скрытый от посторонних глаз. Там, где галерея поворачивает направо и тянется вдоль Киноварного переулка, Лейла останавливается возле выкрашенной двери.

— У кого-нибудь есть нож?

Наджи достает швейцарский нож. Лейла выковыривает обрывки бумаги из щели в дверной коробке. Пыль взлетает в воздух, поблескивая в щедрых потоках солнечного света. А платок не такая уж плохая идея. Когда последний клочок бумаги летит на пол, Лейла вставляет лезвие в щель и приоткрывает дверь. Свет заполняет воздух старой галереи. Лейла смотрит в щелочку.

— Чисто. — Она открывает дверь, ведущую в семахане, где расположена лавка Эркоч. — Изначально это было одно помещение, но в какой-то момент кто-то решил, что неплохо бы разделить его пополам.

Асо опирается на перила. Он осматривает восьмиугольную галерею, старые деревянные клетушки, медные канделябры и зал, где в стеклянных витринах выставлены сокровища размером поменьше.

— Я видел старые хамамы, превращенные в лавки, торгующие коврами, но тут просто красотища.

Хафизе в ужасе прикрывает рот рукой, увидев, как гнусно надругались над галереей. Со стен почти все сорвано. Лишь несколько тоненьких томиков осталось в витрине. Страницы рукописей рассыпались, будто тут пролетел ураган. Хафизе опускается на корточки, чтобы собрать сакральные тексты, но потом не выдерживает и садится на пол, сраженная масштабом осквернения.

— Позже, — мягко говорит Лейла.

Некоторые витрины были вскрыты с помощью специальных нано. По скудным остаткам Лейла догадывается, что там лежали христианские кресты. В зале, где стоял старейшина, пока остальные дервиши крутились в танце, находится витрина с миниатюрными Коранами. Нетронутая. А вот и тот, что ей нужен. Он здесь.

— У вас есть ключ?

Хафизе открывает витрину. Лейла берет главный приз. Теперь вторая половинка в левой руке, а первая — в правой. Мелькает мысль сложить их вместе. Но она не делает этого, поскольку понимает, что тогда прогремит гром, появится джинн или супергерой, ну или она навлечет на Стамбул какое-нибудь нанонесчастье, которое уничтожит башни и минареты. Это суеверия, но в таких местах, как это, суеверия сильны.

— Пойдемте.

— Тысяча евро, — напоминает Хафизе.

Они с трудом набирают нужную сумму. Хафизе пересчитывает их так и сяк, а потом отдает обратно пятьдесят евро на удачу и выписывает от руки чек.

— Теперь можно идти?

Они спускаются по скрипящим пыльным ступеням на тенистую улицу Гюнешли и обнаруживают, что машина заблокирована большим красным эвакуатором, припаркованным поперек улицы. Водитель высовывает руку из окна. Абдулла Унул, облокотившись на кабину, пьет чай. С ними еще один парень. Молодой, высокий, с кудрявыми, почти как у африканца, волосами и впалыми щеками, что подчеркивает красоту скул. Щетина и блеклые голубые глаза. Откуда вообще в их семье такая ДНК? Лейла совсем иначе представляла себе Мехмета Али.

— Люблю птичек, — сообщает Абдулла Унул. — Они все порхают по своим маленьким делам. Все заняты чем-то. Вы когда-нибудь задумывались: если бы какая-то птица стала символом Стамбула, то какая? Готов поклясться, вы подумали об аисте. Ну, или о воробье. А по мне так символом Стамбула была бы чайка. Кто танцует в огнях Рамазана, кто следует за кораблями по Босфору, кто летит навстречу ветру? Чайка, вот кто. Поэтому для меня чайки в большей степени представляют Стамбул, но самая основная причина в том, что они практикуют клептопаразитизм. Вы, наверное, и слова-то такого не слышали. Я объясню. Это тип поведения, когда одно животное отнимает добычу у другого, после того как то второе эту добычу поймало и убило. Чайки позволяют другим птицам сделать всю трудную работу по ловле рыбы или добыванию кусочка хлеба, а потом просто воруют. Вот причина их успеха. Итак, у меня есть этот Коран. Обе части. Если быть честным, то я предпочитаю наличку, но, как я понимаю, у той приблуды, что вы собрали в Фенербахче, есть определенный рынок сбыта.

Наджи делает шаг вперед. Абдулла Унул распахивает пиджак, чтобы показать рукоятку из слоновой кости.

— Не надо, сынок.

Лейла в ярости. Это ярость от беспомощности, от отсутствия выбора при необходимости что-то сделать. Она так зла и беспомощна, что может совершить глупость. Например, броситься на Абдуллу Унула и вцепиться ему в горло. Побежать обратно по лестнице и устроить гонки по дому дервиша. Уронить обе половинки Корана в канализационный люк под ногами. Жесты отчаяния. В такой ситуации нет блестящего решения. Тут она проигрывает. Лейла слышит, как за спиной открывается дверь. Она оглядывается. Это тот странный парень, который вообразил себя дервишем.