– В завершение покажу тебе спальню. Слышу, что мужчины уже вернулись, скоро сядем за ужин. Проходи сюда.

Я оказываюсь в большой комнате светлая бирюза пастельных оттенков умиротворяет. Взгляд падает на большую двуспальную кровать.

– Кое-что из одежды уже в шкафу, другую часть вещей привезут немного позднее, в течение нескольких часов, – сообщает мама Ратмира. – Ратмир обычно спит в своей спальне, но может быть, сегодня он выберет эту?

– Исключено. Мы не вместе, – повторяю, сцепив зубы.

– На всякий случай, в этой комнате есть диван, – отмахивается она. – Иногда мужчины настолько невыносимы, что стоит прогнать их спать на диван. Ильяс Тимурович не так давно несколько ночей подряд спал на диване, – делится, понизив голос, как будто секретничает со мной.

Я отчаянно сопротивляюсь тому, чтобы быть втянутой в эту семью, но поневоле улыбка проскальзывает на губы. Улыбка, немного недоверия и восхищения этой маленькой, но сильной женщиной. Я пока плохо себе представляю, как можно отправить Ильяса Тимуровича спать на диван и за какие прегрешения он мог это заслужить.

– Как оказалось, это было сделано зря, – тут же добавляет мама Ратмира. – Я зря беспокоилась. У нас были разногласия из-за сложностей с Байсаровыми. Вся эта история выматывает. Мы и так долгое время были разделены с детьми, хотелось бы уже поставить точку.

– Как?

– Как с ними решилось? – уточняет мама Ратмира. – Надо поинтересоваться у Ильяса, но нужно быть готовой к тому, что не все подробности будут рассказаны.

– Нет, я не о том.

Меня пронизывает волной сильнейшей тревоги и волнения, неожиданное смущение покрывает мои щеки жаром.

– Как вы с этим живете? – спрашиваю я тихим, пересохшим голосом. – Я зла на Ратмира, что он о многом лгал и утаивал. Он же утверждает, что иначе было нельзя. Опасность и чуточку обмана, утаивание. Как вы с этим живете?

Я оперся ладонью о верх его машины и спросил:

– Хотел задать тебе тот же вопрос. Тебе чего?

– Я могла бы сказать, что привыкла, но это не так!

Мама Ратмира качает головой, подходя ко мне близко-близко.

Я чувствую мягкий, теплый аромат ее туалетной воды: что-то персиковое, летнее, сладкое, но не приторное.

– Невозможно привыкнуть. Каждый раз переживаешь. Особенно, если в это оказываются втянуты дети. Особенно, если это их задевает. Мне искренне жаль, что наши семейные разборки затронули ваши отношения.

Рука мамы Ратмира опускается на мое плечо осторожно-осторожно, как будто она спрашивает разрешения и только потом, получив немое согласие, обнимает мягко. Я начинаю плакать: меня давно так ласково не обнимали.

– Все наладится. Тебе просто нужно отдохнуть. Иногда кажется, что в этом доме отдохнуть невозможно: постоянно шумно и что-то происходит. Всегда много друзей и гостей, но как ни странно, именно здесь отдыхается лучше всего. Если тебе хочется прилечь и побыть одной, то можешь не переживать ни о чем.

– Нет-нет. Все в порядке. У вас ужин. Кажется, все и так ждали только меня.

– Ратмир заявил, что если мы хотим увидеть тебя сегодня, то придется подождать, пока ты проснешься, – отвечает мама Ратмира, поглаживая меня по спине. – Если нет настроения, необязательно сидеть за столом. Я понимаю, что это может быть непросто для тебя сейчас, в таком настроении и состоянии. Просто знай, что никто не будет заставлять тебя делать то, чего тебе не хочется от слова совсем.

– То есть я могу даже уехать прямо сейчас? – отстраняюсь, вытирая слезы.

Лицо мамы Ратмира омрачается ненадолго, но она все-таки отвечает:

– Если ты так настаиваешь, то вполне. Думаю, твоего упрямства хватит на всех Анваровых вместе взятых, но только, прежде чем бежать прочь по какой бы то ни было причине, подумай, что твой ребенок – тоже Анваров. Он может стать легкой мишенью для недоброжелателей. Ты подвергаешь опасности, в первую очередь, его, а потом уже себя и всех остальных.

Ладонь женщины опускается на мой живот на несколько секунд, потом она мягко отводит ее в сторону со словами:

– Я понимаю твои мысли. Может быть, больше, чем кто-либо другой. Незадолго до нашего брака с Ильясом случилось нечто дурное, то, что было очень трудно пережить и еще труднее оказалось забыть. Я расскажу тебе кое-что, о чем знают только самые близкие, дети не знают. Им ни к чему. Несмотря на долгую терапию и внимательное отношение заботливого и любящего супруга, во время первой беременности Ратмиром, меня часто одолевало навязчивой идеей, что если я буду держаться подальше от Анварова, то со мной и с ребенком все будет в порядке. Одному Ильясу известно, сколько раз я тайком собирала вещи и готовилась уйти, рассматривала маршруты и составляла планы, уже будучи его женой… Даже откладывала деньги на побег и называла этот конверт про себя «Банк свободы»! Бедный супруг! Его терпению можно только позавидовать.

– И что вас удерживало?

– Любовь. Забота. Ответственность… Беспокойство за сынишку, который только рос внутри меня и за младшего брата, в том числе. Он младше меня больше, чем на десять лет. Я не могла заставить его снова кидаться в неизвестность тогда, когда мы только обрели спокойную гавань. Иногда она казалась мне ловушкой, но эти страхи казались самыми настоящими монстрами, только лишь когда я была с ними наедине. Стоило лишь немного довериться, как они становились меньше, чем есть.

– Но не ушли навсегда, так?

Мама Ратмира поправила волосы немного смущенно, как будто довериться мне стоило ей больших усилий. Может быть, так и есть? Я для нее чужая, чужая абсолютно, а она поделилась со мной откровенным.

– Не ушли, конечно. Некоторые из них выросли до неприличных размеров. Потому что я мама троих замечательных детей и за каждого из них я всегда переживаю больше, чем за саму себя. Теперь я могу сказать, что у меня четверо детей, – смотрит на меня с заботой. – Четверо детей плюс нерожденный малыш – внук или