– Да что они там?

– Поторопить? – спросил Очкарик.

Но в это время сыто заработал мотор, и «линкольн» легко тронулся с места.

– Подождем малость, – тихо сказал Батя. – Благодать-то какая кругом! А, Мишель?

Очкарик молчал. Грунтовая дорога, по которой от них быстро удалялся «линкольн», шла к горизонту, взбираясь на пологую возвышенность, и на расстоянии километров двух уменьшающийся автомобиль постепенно превратился в маленький прямоугольник. Оставшиеся завороженно, не отрываясь, следили за ним… Грохнуло. Из-за горизонта вырвался оранжевый столб огня с шарообразным верхом.

Василий Никитович перекрестился, сказал тихо:

– Господи, прости наши души грешные… – Он положил тяжелую руку на плечо Очкарика: – Понимаю тебя, сынок… Жаль парней. Но… Что же делать? Мы не можем поступить иначе. Се ля ви.

– И когда моя очередь? – спросил Очкарик.

– Мишель, знай: твоей очереди не будет. И никаких вопросов. Все, мой друг. Садись за руль. Времени в обрез. В морском порту мы должны быть не позднее восьми часов. Мы заедем в Питер со стороны Шлиссельбурга, минуем центр города с северо-запада и попадем на Васильевский остров с севера. Нам бы только пересечь Малую Неву по Большому проспекту. – Похоже, Василий Никитович рассуждал сам с собой. – Если нас и ждут, то у моста через Большую Неву, где-нибудь в районе Театральной площади… Но… Ты веришь интуиции?

Мишель молчал.

– Чувствую, что нас пока там не ждут.

– Бензина осталось километров на шестьдесят-семьдесят, – решился наконец Очкарик.

– Почему?! – удивленно воскликнул господин Дакунин. – А запасная канистра?

– Мы ее в суете забыли там, в гараже…

– Прискорбно. – Седые брови Василия Никитовича сошлись к переносице. – Ладно. При въезде в город заправимся на Советском проспекте, есть там тихая заправочная станция. Главное, Мишель, быть на Васильевском в восемь часов… Кстати, свидание там у нас, на Малом проспекте, тоже у заправочной станции.

Очкарик-Мишель с изумлением смотрел на господина Дакунина – за три года их знакомства Батя никогда не был таким разговорчивым.

– Ах, мой мальчик! – говорил он, и глаза его сверкали, глубокие морщины на лице разгладились. – Конечно, великая цель в жизни – это все! Это смысл существования, путеводная звезда! Но достижение цели… Это ли главное на нашей грешной земле? Это ли главное, спрашиваю я у Неба? Может быть, главное – идти! Идти всю жизнь к великой цели, а она пусть отодвигается, уходит за горизонт… А ты снова идешь, идешь – за ней, к ней, преодолевая все! И только этот тяжкий путь к цели… вечный путь наполняет смыслом жалкое человеческое бытие…

– Василий Никитович… Может быть, пора ехать?

– Что? Ехать?… – Дакунин словно очнулся, возвращаясь в реальность. – Да, да! Ехать, Мишель! Немедленно!

И он первым заспешил к микрофургону – легким спортивным шагом, и, глядя на него со стороны, невозможно было допустить, что этому человеку семьдесят шесть лет.

Достаточно сложную и путаную дорогу от Шлиссельбурга до Санкт-Петербурга, потом через город, минуя центр, и – на Васильевский остров, к Морскому вокзалу, «Мерседес-бенц» с петербургским номером проделал без всяких приключений. И без пяти восемь утра появился у автозаправочной станции в тихом зеленом переулке, который впадает в Малый проспект на Васильевском острове; от этой заправки до Морского вокзала рукой подать. В очереди за девяносто третьим бензином стояло пять или шесть машин, и «мерседес» пристроился им в хвост. И тут же от пестрой палатки с прохладительными напитками и прочим, оставив на столике под разноцветным зонтом недопитую бутылку кока-колы, к машине направился коренастый бородатый человек в темных очках, в модном летнем костюме свободного спортивного стиля, с черным кожаным кейсом в левой руке. И был это не кто иной, как граф Александр Петрович собственной персоной. Из микрофургона ему навстречу вышел господин Дакунин. Мужчины крепко обнялись и несколько мгновений не могли сказать друг другу ни слова от волнения и, очевидно, переполнявших обоих чувств. По щекам Василия Никитовича, иссеченным глубокими морщинами, текли слезы.

– Как? – наконец спросил он.

– Все в порядке. Ворота в пакгаузе.

– Ян?

– Он тоже здесь. Ждет нас в порту. Сегодня смена, в которой наши люди, мы с ними плотно работали последние годы. То есть работаем по запасному, экстремальному варианту. Но ты не волнуйся: все схвачено, Батя. Главное – успеть погрузиться в эту смену, она сменится в двенадцать часов дня.

– Успеем?

– Обязательно успеем.

– Когда отправление?

– Завтра утром, в десять двадцать.

– Главное – сейчас проехать территорию порта и к пакгаузу, где…

– Не волнуйся… повторяю: не волнуйся… – перебил Александр Петрович. – Все будет в порядке. Документы при мне. – Он хлопнул рукой по кейсу. – Всем уплачено, везде подмазано, нас ждут. А вы как доехали? Без осложнений?

– Почти.

– А с нашими людьми?

– Все по плану, – вздохнул господин Дакунин.

– Ладно! Поехали! За рулем Мишель?

– Он.

– Отлично! Скоро обо всем поговорим подробно. У нас, Батя, впереди долгий-долгий путь.

– Будем надеяться…

Граф Оболин и господин Дакунин сели в микрофургон, захлопнули дверцы, машина осторожно вырулила из очереди, развернулась, выехала на Малый проспект, строго соблюдая скорость в шестьдесят километров, катила в негустом потоке городского транспорта к Морскому вокзалу.

Земля Баден-Вюртемберг, 16 марта 1945 года

Это место еще два года назад выбрали Мартин Сарканис и владелец мастерской по ремонту легковых машин Карл Вульф. Правильнее сказать, предложил его Карл, ярый охотник, – он исходил со своей двустволкой все окрестные места. В двадцати километрах от Кауфбау и примерно в сорока от замка Вайбер, если по прямой, ненадолго расходились две невысокие горные гряды, покрытые лесом, чтобы через полтора километра опять слиться воедино. Образовывалось обширное плато, поросшее мелким кустарником, перемежаемым полянами. В левом краю плато возникал из расселины горных пород небольшой ручей с сильным напором воды, устремлялся круто вниз, уже через горный лес. По лону этого ручья кратчайшим путем можно было выйти на шоссе, ведущее из Центральной Германии к замку Вайбер, которое делало затяжные, медленные петли по горным склонам.

Пожалуй, никто, кроме местных охотников, не знал ни этого плато, ни ручья, ведущего к шоссе, обозначенного на военных картах немецкого рейха как стратегическая дорога № 018. Когда Карл привел сюда Мартина Сарканиса, когда, осмотрев плато, они прошли по ручью до шоссе, Мартин сказал: