Историк С. Карпов отмечает: «Когда мы переходим к Средним векам, мы видим… что там рабов было ничуть не меньше, чем было в античном Риме, а может быть, даже и больше… Новый всплеск происходит тогда, когда начинают подниматься города, когда Европа начинает проходить свою зрелую стадию феодального развития. И тогда рабов становится намного больше. Эти рабы приходят из очень разных регионов: из Причерноморья, из районов Восточной Европы и затем из Африки. Источников было очень много, разных… Рабы, которые продавались, например, в Венеции, стоили примерно в два раза больше тех сумм, которые за них платили в других факториях, например, Черного моря: в Каффе (Феодосии), в Тане (Азове)… То есть разница в цене делала эту торговлю чрезвычайно выгодной, она приносила очень большие барыши… Рабское население измерялось тысячами, особенно в крупных городах, таких как Венеция, Флоренция и многие другие. Поэтому, когда мы говорим об этом населении, конечно, мы прекрасно понимаем, что они были откуда-то привезены. Они были привезены в основном из черноморского региона»[327].

Время от времени Римский престол пытался ограничить работорговлю особыми эдиктами. Несмотря на все это, работорговля продолжала процветать. А после «Черной смерти», эпидемии чумы 1346–1353 годов, унесшей треть жителей Европы, всякие законодательные ограничения на работорговлю в городах Италии были сняты. Во Флоренции рабы юридически были приравнены к домашним животным. В Венеции рабы открыто продавались на рынках Риальто и Сан-Джорджо. Венецианцы стали использовать рабов для работы на сахарных плантациях задолго до открытия Америки. Так, Джон Норвич замечает, что наименее удачливые из рабов «…заканчивали свои дни на огромных плантациях Крита и Кипра [венецианские колонии], где Федерико Корнаро основал экономику производства сахара целиком на использовании рабского труда»[328].

Итальянский Ханаан во всем стал напоминать Карфаген и позднереспубликанский Рим, зараженный тлетворным ханаанским духом. Итальянские республики тоже были олигархиями. В Венеции была максимально воссоздана форма государственного устройства Карфагена. Сорок богатейших родов исполняли роль правительства. Дож, глава Венецианской республики, избирался тайным голосованием. Английский писатель Питер Акройд считал, что венецианский «Сенат был по своей сути советом директоров, с дожем в роли генерального директора» и что «все действия Венеции как в мирное, так и в военное время определялись интересами коммерции. Она воевала только ради выгоды, не ради славы, и с холодной головой подсчитывала, какую финансовую прибыль можно извлечь из благочестивых порывов крестоносцев, а какую – из грубого разграбления Константинополя. Ее дипломатические договоры составлены в терминах компенсаций и репараций»[329].

В Генуе всем заправляли несколько богатейших семейств. Одно из них дожило до наших дней. Это семья Гримальди, правящая династия Монако – бывшей генуэзской колонии. В 1407 году в Генуе был учрежден Банк Святого Георгия. Им руководили четыре консула, представлявших главные олигархические кланы. Это финансовое учреждение стало прообразом будущих центральных банков: несмотря на то что оно принадлежало частным лицам, вся экономика Генуэзской республики находилась под его контролем.

Сказочные прибыли от работорговли, снабжения крестоносцев, ограбления Святой земли и Константинополя, а также от монополии в средиземноморской торговле создали в Венеции и Генуе те капиталы, которые впоследствии легли в основу ткацкой промышленности.

В свою очередь, такая сложная и требующая постоянного оборотного капитала индустрия, как производство сукон, требовала и соответствующего финансового сопровождения. Так же, как и в древнем Ханаане, массовое производство и развитая система кредитов и расчетов дополнили друг друга в новом, итальянском Ханаане. Итальянцы называли это «банками» (ит. banco – «лавка», на которых менялы раскладывали монеты). Первый банк упоминается в Венеции уже в 1171 году, а первый закон о банковской деятельности был принят там же в 1270 году.

Вся основная терминология современных банковских операций пришла к нам из Италии, хотя финансовые технологии были у итальянцев теми же, что и за сто лет до того у тамплиеров, за пятьсот лет у рахдонитов, за тысячу лет в позднем Риме и за две тысячи лет в самом Ханаане.

Древние ханаанские денежные операции получили в итальянских олигархических республиках второе рождение. Историк Л. Муравьева пишет: «В Венеции торговали все. Платежи между клиентами осуществляли письменно – переводом со страницы платящего на страницу получающего. Такие операции проводились уже в XII в. Венецианские банкиры ввели передачу капиталов по банковской записи, т. е. платежи осуществлялись без передачи денег. Усовершенствование операции состояло в выпуске вкладных бумаг, которые обращались при совершении торговых сделок. По закону, банковские бумаги принимались в оплату вместо звонкой монеты, и никто не имел права отказаться от них. Записи в банковских книгах служили неопровержимым доказательством при судебных разбирательствах… Общественные банки имелись и в Генуе. К середине XII в. относится первый заем республики у частных лиц… Для облегчения обмена и уменьшения риска был введен вексель… По крайней мере, в письменных документах самое раннее упоминание векселя относится к 1097 г. И связано с уплатой по нему в ходе арабского военного похода. Вполне возможно, что итальянцы позаимствовали идею векселя у арабов. Но именно итальянцы разработали язык вексельных сделок, установили экономические и юридические нормы вексельного права. Генуя и Флоренция располагали самыми значительными рынками вексельных оборотов, а директорами вексельных бирж в других европейских странах всегда были итальянцы… Самое первое упоминание об итальянских вексельных сделках относится к 1157 г. Найденный в архивах вексель 1207 г. имел уже развитую форму»[330].

К этому следует только добавить, что развитая форма итальянского векселя была всего лишь следствием перенесения на север Апеннинского полуострова богатого опыта, накопленного рахдонитами в сфере обращения ценных бумаг на территории арабских стран.

Ростовщичество, уже в XII столетии известное как «старый венецианский обычай», стало неотъемлемой частью экономики итальянских торговых республик.

Венецианцы стали прямыми продолжателями дела Ханаана. Они превратили деньги в своего рода кощунственную религию: «Христос да хранит тебя», – гласила надпись на венецианских переводных векселях, как бы прообразуя слова на американских долларовых банкнотах (в качестве еще одной параллели будет уместно привести надпись на одной из флорентийских торговых книг: «Во имя Бога и доброй прибыли!»). При этом, как и положено ханаанскому городу, Венеция стала символом вызывающей роскоши. Питер Акройд иронизировал: «Венеция всегда считалась чувственным городом благодаря и ее вездесущим куртизанкам, и сочным краскам ее художников. И живописцы, и проститутки выражали глубинную реальность города, в котором яркая демонстрация и материальная цена священны»[331]. Знаменитый венецианский живописец Джамбаттиста Тьеполо говаривал, что художник должен «угождать людям благородным и богатым… а не тем, которые не могут купить картину высокой стоимости». В этих словах выражена вся суть отношения Ханаана к миру, где все можно купить за деньги: человек искусства оказывается в роли такой же куртизанки, только продает он не тело, а дар Божий.