– Но это было так… – начала Фрэн.

– Нечто столь древнее, – сказал Барни, – должно казаться нам неприятным. Оно лежит вне пределов нашего восприятия времени. Это чудовищно.

– Ты говоришь так, как будто знаешь, что это, – сказал Норм.

«Да, знаю, – подумал Барни. – Поскольку, как сказала Энн, часть его теперь во мне. И так будет, пока оно не умрет через несколько месяцев, вернув ту часть меня, которую оно вобрало в себя. Я переживу неприятные мгновения, когда Лео выстрелит во второй раз. Интересно, какое ощущение…»

– Оно имеет имя, – сказал он всем, а в особенности Норму Шайну и его жене, – которое вы бы узнали, если бы я вам его назвал. Хотя оно само никогда бы себя так не назвало. Мы его так назвали. Исходя из своего опыта, с расстояния в тысячи лет. Но рано или поздно мы должны были с ним столкнуться непосредственно, лицом к лицу.

– Ты имеешь в виду Бога, – сказала Энн Хоуторн.

Ему не хотелось отвечать, он чуть заметно кивнул.

– Однако… это зло?.. – прошептала Фрэн Шайн.

– Это лишь одна из точек зрения, – ответил Барни, – то, как мы это воспринимаем. Ничего больше.

«Неужели мне еще не удалось вас убедить? – думал он. – Неужели я должен вам говорить, как оно пыталось весьма своеобразно мне помочь? И как оно было связано по рукам и ногам силами судьбы, которые царят над всеми живыми существами, включая нас самих».

– О господи, – сказал Норм.

Уголки его рта опустились, какое-то мгновение он выглядел как обманутый ребенок.

Позже, когда у Барни прошла дрожь в ногах, он вывел Энн на поверхность и показал ей зачатки своего огорода.

– Знаешь, – сказала она, – нужно обладать смелостью, чтобы доставить кое-кому неприятности.

– Ты имеешь в виду Лео?

Он знал, что она хотела сказать; он не собирался устраивать дискуссию на тему того, какие неприятности он доставил Лео, Феликсу Блау и всей фирме «Наборы П. П.» вместе с кэн-ди.

– Лео взрослый человек, – сказал он. – Он с этим смирится. Он поймет, что сам должен справиться с Элдричем, и сделает это.

«В то время как попытка обвинить Элдрича в суде не дала бы результатов, – подумал он. – Об этом говорит мне мое чувство ясновидения».

– Свекла, – сказала Энн. Она присела на бампер автоматического экскаватора и разглядывала пакетики с семенами. – Я терпеть не могу свеклу, так что, пожалуйста, не сажай ее здесь, даже эту мутировавшую, которая зеленая, высокая и кожистая, а на вкус напоминает старую пластиковую дверную ручку.

– Ты не думала о том, – спросил он, – чтобы перебраться сюда жить?

– Нет.

Смутившись, она разглядывала пульт управления трактора, скребя пальцем старую, частично сгоревшую изоляцию одного из кабелей.

– Однако я полагаю, – наконец сказала она, – что время от времени буду заходить к вам на обед. Все-таки вы наши ближайшие соседи.

– Послушай, – сказал он, – эти развалины, в которых ты живешь…

Он замолчал.

«Я уже воспринимаю себя так же, – подумал он, – как и прочих обитателей этого убогого марсианского барака, на ремонт которого специалистам потребовалось бы лет пятьдесят…»

– Мой барак, – сказал он, – может побить твой в любой день недели.

– В воскресенье тоже? Может быть, даже два раза?

– В воскресенье, – ответил он, – нам нельзя. В этот день мы читаем Библию.

– Не шути так, – тихо сказала Энн.

– Я не шучу.

Он действительно говорил серьезно.

– То, что ты сказал о Палмере Элдриче…

– Я хотел тебе сказать только одну вещь, – сказал Барни, – может быть, две. Во-первых, он – ты знаешь, о ком я говорю, – действительно существует, он действительно здесь. Хотя не в таком виде, как мы думали, и не в таком, в каком мы до сих пор с ним сталкивались… может быть, мы никогда не сумеем этого понять. А во-вторых… – Он поколебался.

– Ну, говори.

– Он почти ничем не может нам помочь, – сказал Барни. – Может быть, чуть-чуть. Однако он здесь, с раскрытыми объятиями, он понимает нас и хочет помочь. Он пытается… но это не так просто. Не спрашивай меня почему. Может быть, даже он сам этого не знает. Может быть, его это тоже удивляет. Даже после того, как у него было столько времени, чтобы все обдумать.

«И все то время, которое будет у него потом, – думал Барни, – если ему удастся скрыться от Лео Булеро, от одного из нас, от человека… Знает ли Лео, против чего он выступает? А если бы знал… отказался бы он от своего плана?»

Наверняка нет. Как ясновидец, Барни был в этом уверен.

– То, что проникло в Элдрича, – сказала Энн, – и с чем мы столкнулись, превосходит нас, и, как ты говоришь, мы не можем оценить или понять, чего оно хочет и к чему стремится; оно остается для нас таинственным и непонятным. Однако я знаю, что ты ошибаешься, Барни. То, что является к нам с пустыми, раскрытыми руками, не может быть Богом. Это существо, созданное кем-то еще более совершенным, так же как и мы; Бог не был никем создан, и он ничему не удивляется.

– Я ощущаю вокруг него, – сказал Барни, – некую божественную ауру. Все время.

«А в особенности тогда, – думал он, – когда Элдрич подталкивал меня, пытался заставить меня попробовать…»

– Естественно, – сказала Энн. – Я думала, что ты это понимаешь. Он присутствует в каждом из нас, и в любой высшей форме жизни, такой как та, о которой мы говорим. Его присутствие будет ощущаться еще больше. Однако позволь мне рассказать тебе мой анекдот про кота. Он очень короткий и простой. Хозяйка приглашает гостей, и у нее на кухонном столе лежит великолепный пятифунтовый кусок мяса. Она беседует с гостями в комнате, выпивает несколько рюмочек и так далее. Потом она извиняется перед гостями и идет на кухню, чтобы поджарить мясо… но его нет. А в углу, лениво облизываясь, сидит кот.

– Кот съел мясо, – сказал Барни.

– В самом деле? Хозяйка зовет гостей, они начинают обсуждать случившееся. Мяса нет, целых пяти фунтов, а в кухне сидит сытый и довольный кот. «Взвесьте кота», – говорит кто-то. Они уже немного выпили, и эта идея им кажется хорошей. Итак, они идут в ванную и взвешивают кота на весах. Кот весит ровно пять фунтов. Все это видят, и один из гостей говорит: «Теперь все ясно. Мясо там». Они уже уверены, что знают, что произошло; у них есть эмпирическое доказательство. Потом кто-то начинает сомневаться и удивленно спрашивает: «А куда же девался кот?»

– Я уже слышал этот анекдот, – сказал Барни, – и не вижу связи…

– Эта шутка – квинтэссенция онтологической проблемы. Если только задуматься…

– Черт побери, – со злостью сказал он. – Кот весит пять фунтов. Это чушь – он не мог съесть мясо, если весы верные.