— Райела… — выдохнул Саримарх, приближаясь и беря за руку царевну мираев. — Дышит!!!

Три медика окружили царевну, их руки с металлическими трубками и измерительными приборами мелькали вокруг нее с ошеломляющей скоростью. Через минуту один из них ошарашенно произнес:

— Жива. Опасность отступила.

Но теперь это было видно и без слов. Райела дышала все глубже, на лицо вернулись краски, а губы перестали быть такого страшного синего оттенка. Более того, ее руки дрогнули и неожиданно обняли малыша. А затем она открыла глаза.

Царевна посмотрела на своего ребенка и неожиданно заплакала. Прижала его сильнее, отчего малышка что-то пискнула, но плакать не стала, а затем Райела медленно оглядела всех присутствующих.

Впервые за долгое время, а может, впервые в жизни, ее оранжевые радужки перестали быть того страшного, ядовитого оттенка, который всегда так пугал Иллиану. Теперь цвет глаз Малахитовой царевны скорее напоминал сладкие апельсины. Или восходящее солнце.

— Я не умерла, — выдохнула она и посмотрела на брата.

Торриен был все также хмур, как и прежде. Его руки мрачно сплелись на груди. Теперь, когда опасность миновала, Золотой змей явно вновь вспомнил все то, что сказала сестра, думая, что ей конец.

— Скажи за это спасибо Иллиане, — ответил он, цедя сквозь зубы.

— Этой?.. — начала было царевна, но тут же стиснула челюсти и глубоко вздохнула. — Прости, — обратилась она вдруг к девушке, которая смотрела на нее со все увеличивающимся удивлением. — Я была к тебе несправедлива. И я это прекрасно знаю. На этом все.

Иллиана улыбнулась.

На нормальные извинения это было мало похоже. Да вот только ей уже давно стало ясно, что ничего привычного и нормального в городе нагов искать не стоит.

— Я и не злилась на тебя, — спокойно ответила Иллиана. — Спасибо за извинения, но мне они без надобности. Они нужны совсем другому человеку. Совсем другому мираю, — поправилась она через мгновение.

Райела стиснула зубы и покраснела, переведя взгляд на Торриена.

— Если ты имела в виду меня, Иллиана, — произнес Золотой змей сквозь зубы, — то мне извинения тоже не требуются.

— Прости все равно, — выдавила царевна и, нахмурившись, отвернулась, уронив взгляд на своего малыша.

Ребенок выглядел вполне довольным. Как ни странно, мать он больше не кусал, присосался к груди, виднеющейся в разрезе разорванного лекарями наряда, и с удовольствием причмокивал. Маленькое счастье было прикрыто мягким одеялом, так что никто особенно не смущался интимной сцене.

— Мы еще поговорим об этом позже, — мрачно ответил Торриен, повернувшись затем к Иллиане, чтобы спросить у нее: — Но как ты поняла, что укус поможет? Это же… чудо. Никому из нас никогда не приходило в голову, что можно сделать что-либо подобное. По многовековой традиции новорожденных забирают от матери до тех пор, пока клыки у малышей полностью не втянутся. Это происходит обычно через несколько суток после родов. А затем они еще несколько лет не могут вспомнить, как вернуть клыки обратно, и таким образом матери остаются в безопасности.

Иллиана задумчиво покачала головой.

— Ребенок не должен вредить матери, это против природы, — ответила она спокойно. — Но я поняла это не сразу, а лишь когда увидела вертикальные зрачки малыша. Ведь ты говорил мне, что яд мираев становится безопасен в том случае, если выделяется в момент наивысшего желания. В этот самый момент ваши зрачки как раз начинают вытягиваться. Честно говоря, я не успела обдумать свою теорию до конца. Не была в ней уверена. Да и можно ли вообще быть уверенной в подобном? Я просто задумалась: не бывает ли еще ситуаций, в которых ваш яд мог бы стать безопасным? И не свидетельствовали бы об этом вытянувшиеся зрачки?

Когда она закончила говорить, лекари переглянулись. На их лицах отражалось изумление пополам с чем-то еще. Чем-то непривычным для них и непонятным. То ли с восхищением, то ли с недоверием.

А вот Торриен широко улыбнулся, скользнул вперед и прижал девушку к своей груди. Иллиана зажмурилась, слушая, как громко стучит его сердце под ее ухом. Даже золотые цепи не мешали касаться его кожи и получать удовольствие. Ей не нужно было его слов, но он все же сказал:

— Я счастлив, что ты есть у нас. Есть у меня. Ты пока не понимаешь, что сделала, но скоро поймешь. Жаль лишь, что я потратил так много лет своей жизни, пытаясь придумать антидот, что всегда был у нас под боком.

— Ты не тратил время зря, — покачала головой Иллиана. — Ты занимался тем, что требовалось твоим будущим подданным. Ты заботился о них. В отличие от тех… кто этого не делал.

Последние слова она сказала шепотом, явно намекая на Дарьеша, например. Торриен провел ладонью по ее волосам и коснулся губами макушки.

— Спасибо, — прошептал он в ответ. И девушка услышала в этом коротком слове гораздо больше, чем просто благодарность. Любовь, доверие, понимание, что она всегда будет на его стороне и всегда поддержит.

И все же она не ожидала следующих его слов, когда Торриен отстранился, взглянул ей в глаза и твердо проговорил:

— Выходи за меня замуж.

Кто-то в стороне изумленно ахнул. А может, это была она сама.

Тишина вокруг, звенящая тишина, прерываемая только мерным чавканьем младенца. Но Иллиана видела перед собой лишь Торриена. Словно кроме него во всем храме не было вообще никого.

И не успела она ответить, как Золотой змей продолжил:

— Я знаю, что момент не самый удачный, — немного беспокойно звучал его низкий, по-настоящему царский голос, — но другого я ждать не хочу. Просто скажи мне, что ты принимаешь мое предложение, пока я не вышел к толпе мираев, которые готовы порвать меня за то, что я, бастард, сажусь на трон. Скажи, пока человеческие бунтовщики продолжают искать тайные проходы в царский дворец, чтобы убить всех нас. Скажи, чтобы я знал и чтобы мне было плевать на все это.

Кто-то рядом то ли вздохнул, то ли фыркнул. Иллиана сразу представила закатившиеся к небу глаза Райелы и ее перекошенное лицо.

Ей стало весело. И тоже абсолютно наплевать на Райелу, на мнение других мираев, на то, что она — просто человек. Она любила Торриена больше всего на свете. И он тоже любил ее. Разве что-то еще могло иметь значение?

— Я всегда буду с тобой, — ответила она ему, вглядываясь в глубокие, светящиеся золотом глаза. — Где бы и кем бы ты ни был. Царем, царевичем, бастардом, чистокровным, мираем, человеком. Мне все равно. Конечно, я выйду за тебя замуж. Даже если при этом мне попытаются помешать все жители Верхней Шейсары.

— У них это не получится… — шепнул Торриен со счастливой улыбкой и тут же приник к ее губам.

Кто-то рядом хлопал. Кто-то что-то говорил, кажется, даже это были поздравления. Но сейчас были лишь они двое, одни друг для друга. И больше никого.

— Самое время выйти из храма и объявить, что коронация состоялась. Как и помолвка будущего царя, — с улыбкой и поклоном проговорил Саримарх.