морем, надеясь, что удастся обнаружить выброшенный на берег корабль, о котором рассказывали эскимосы. Однако наши поиски не увенчались успехом.

Утром 2 июня мы достигли мыса Виктория. Там в гурии оказалось донесение Хобсона. Он сообщал, что не нашел у берега ни малейших следов погибших судов и ему не удалось также повстречаться с эскимосами к северу от мыса Крозье.

Хобсон писал, что нашел второе сообщение, тоже положенное лейтенантом Гором в мае 1847 года, на южной стороне бухты Бакс, но новых сведений в нем не содержалось.

Это сообщение было найдено на земле среди разбросанных камней, которые, очевидно, упали с верхушки гурия. Около гурия было разбросано много разных вещей. Очевидно, уже после трех дней пути покинувшие корабль люди не могли везти их дальше. Среди прочего там валялись четыре тяжелые корабельные кухонные плиты, заступы, лопаты, железные обручи, старая парусина, большой блок, около четырех футов медного громоотвода, длинные куски медных трубок и маленький ящик с лекарствами в 24 пузырьках (содержимое их поразительно хорошо сохранилось).

Брошенная командами «Эребуса» и «Террора» одежда была сложена в громадную кучу вышиной четыре фута. Всю ее тщательно осмотрели, но карманы оказались пустыми, не было и меток, которые, впрочем, редко нашиваются на теплую одежду матросов.

Этим кончаются мои личные поиски следов погибших участников экспедиции Франклина. Хобсон обнаружил еще два гурия и много остатков экспедиции между упомянутым выше пунктом и мысом Феликс. С каждого места, где удалось найти какие-либо следы погибших, самые интересные предметы мы забрали с собой, так что у нас составилась довольно интересная коллекция.

Из залива Уоллс я переправился по суше на восточный берег и добрался до наших запасов у входа в гавань Парри 5 июня после 34-дневного отсутствия. Мы с тревогой ждали наступления оттепели, которая могла наступить со дня на день и чрезвычайно затруднила бы любое передвижение. А ведь до нашего корабля оставалось еще добрых 230 миль!

В одном месте, где были оставлены запасы, мы нашли письмо Хобсона, из которого следовало, что он опередил нас на шесть дней. Вскользь Хобсон сообщал и о своей тяжелой болезни. Уже много дней он не мог ходить и его везли на санях. Спутники Хобсона спешили изо всех сил доставить его на корабль, где ему могли оказать медицинскую помощь. Мы также прилагали все усилия, чтобы двигаться быстрее, из опасения, что потоки талых вод, стекавших из лощин, сделают лед непроходимым.

15 июня снег, покрывавший льды, повсюду начал таять, так как температура повысилась. Следовало, впрочем, радоваться тому, что он оставался прочным так долго. Начиная с этого дня продвижение вперед стоило огромного напряжения как для людей, так и для собак. Подмороженное месиво из воды и снега, по которому приходилось идти, было далеко не приятной дорогой. Иногда люди шли по колено в этой каше.

Нам удалось добраться до пролива Фолс утром 18 июня, и мы разбили палатку как раз в то время, когда начался проклятый дождь, не унимавшийся большую часть дня. Продвинувшись вперед на несколько миль по льду Длинного Озера, мы поняли, что идти этим путем невозможно. Итак, мы вытащили сани из растаявшего льда и оставшиеся до корабля 16–17 миль решили пробираться сушей. Несчастные собаки так измотались и изранили себе лапы, что отказались следовать за нами и остались у саней. После крайне изнурительного карабканья по холмам и покрытым снегом равнинам мы сразу приободрились, увидев наш бедный, дорогой, покинутый «Фокс». На его палубу мы ступили 19 июня, поспев как раз ко второму завтраку.

По возвращении на корабль я осведомился прежде всего о Хобсоне. Он оказался в еще худшем состоянии, чем я предполагал. Хобсон возвратился 14 июня и не мог уже не только ходить, но и стоять без посторонней помощи. Впрочем, на корабле он уже начал поправляться и был в прекрасном настроении. Кристиан застрелил несколько уток, которые вместе с консервированным картофелем, молоком, крепким элем и лимонным соком были великолепной диетической пищей для больного цингой. У всех остальных людей здоровье было относительно в порядке; слабые признаки цинги появились только у двух-трех матросов. Судно оказалось чистым и нарядным, насколько это было возможно в тех условиях, и все люди охотно и хорошо выполняли свои обязанности в мое отсутствие.

Врач сообщил мне о смерти Томаса Блэкуэла, корабельного стюарда, последовавшей пять дней назад от цинги. Томас был болен цингой еще в апреле, когда я собирался в поход, и врач, несомненно, испробовал все средства, чтобы добиться его скорейшего выздоровления и поднять ослабевшие силы. Но больной потерял надежду на выздоровление и интерес к окружающему. Под конец Томаса насильно выводили на палубу подышать свежим воздухом.

Товарищи Блэкуэла слишком поздно сообщили нам, что он брезговал пищей, приготовленной из консервов, и всю зиму питался одной соленой свининой! Все же смерть Томаса показалась всем внезапной: он вышел на палубу в полдень для обычной прогулки, и его нашли там мертвым. Мы похоронили Блэкуэла рядом с другим нашим товарищем по плаванию — Брэндом.

Новости об успехах в поисках, которые велись в южном направлении, сильно обрадовали наш маленький экипаж. Теперь все мы хотели только одного: скорого, благополучного возвращения Янга и его партии.

Капитан Янг начал свои весенние поиски 7 апреля, отправившись на санях с четырьмя спутниками. Вторые сани тащили шесть собак, управляемых гренландцем Самуэлом. Обнаружив проход[114] между островами Принца Уэльского и Виктория, Янг решил продолжить свои исследования и отправил обратно на корабль одни сани, палатку и четырех человек, чтобы сберечь провиант. И вот 40 дней Янг путешествовал только с одним спутником (Джорджем Хобдеем) и собаками, отдыхая на остановках в снежных хижинах, которые они вдвоем сооружали, как умели.

Чудовищное напряжение и усталость, отвратительная погода и крайне трудно проходимая береговая линия, вдоль которой ему пришлось идти, — все это сильно подорвало его здоровье. Янг вынужден был вернуться на корабль 7 июня за медицинской помощью, с тем чтобы, несмотря на трудности, возобновить свои изыскания как можно скорее. Доктор Уокер сильно противился решению Янга вторично покинуть корабль, считая, что его здоровье недостаточно восстановилось. Тем не менее, почувствовав себя несколько лучше, Янг с рвением, не знающим границ, отправился завершать свои поиски, захватив обе санные упряжки.