Предполагавшийся срок возвращения Янга уже прошел, а трудности переправы с запада усилились. Утром 25 июня я отправился с четырьмя матросами к скале Пеммикан, надеясь встретиться там с Янгом и облегчить его возвращение. К нашему удивлению, вся вода исчезла с ледяной поверхности Длинного Озера и путь по нему был превосходен. Мы нашли оставленных собак спокойно лежащими около саней. Они набросились на пеммикан и сожрали то небольшое количество, которое не хранилось в банках, а также ворвань, несколько кожаных ремней и чайку, которую я подстрелил, пробуя ружье. Но сухари им явно пришлись не по вкусу. Несчастные собаки! Тяжелая у них жизнь в этих краях. Даже добрый гуманный Петерсен отказывает им в чувствительности. Он развивает теорию, что эскимосскую собаку можно бить по голове любым самым тяжелым предметом и она от этого не пострадает.

27 числа я отправил троих спутников назад на корабль, а сам с Томпсоном и собаками направился к скале Пеммикан, где, к нашей великой радости, мы встретились с Янгом и его партией, только что добравшимися сюда после долгого и успешного похода.

Янг сильно исхудал и так ослабел, что последние несколько дней вынужден был передвигаться на санях, запряженных собаками. Самочувствие Харви тоже было отнюдь не блестящим: он еле поспевал за санями и был болен цингой. Их поход протекал в самых удручающих условиях: ненастье, однообразно унылые известняковые берега, лишенные дичи, и… никаких следов погибшей экспедиции. Известие о наших успешных поисках на юге очень обрадовало партию Янга. На следующий день мы все вместе были уже на судне и ели так жадно, как могут есть лишь те, кто сильно исхудал от продолжительной и напряженной работы на морозе. Оленину, уток, пиво и лимонный сок мы получали ежедневно, консервированные яблоки и клюкву — три раза в неделю, а маринованная китовая кожа — прославленное антицинготное средство — нам выдавалась в неограниченном количестве по желанию.

1 августа 1859 года. Необычайно тихая, ясная и теплая погода, стоявшая уже много дней, немало помогла нам в работах по покраске и чистке корпуса, мачт и пр. Корабль выглядит очень нарядным, и наше нетерпение показать его и себя дома усилилось.

Сегодня развели пары, и с помощью двух кочегаров я проверил работу машины.

Все люди здоровы, только Хобсон еще немного прихрамывает. Выдача лимонного сока сократилась до обычной нормы — пол-унции в день, ибо запасы насущно необходимых продуктов у нас подходили к концу. Мы берегли их на случай, если придется остаться здесь еще на одну зимовку, от чего боже нас упаси!

Среда, 10 августа. Юго-западный ветер подоспел весьма кстати. К утру 9 числа он отнес лед от берега и расчистил для нас выход из бухты Брентфорд.

Но теперь он, казалось, забыл про нас, и мне пришлось встретиться с некоторыми трудностями при работе с машинами и котлом; вода в котлах так бурно кипела, что поднималась выше обычного уровня на добрый ярд, а задний клапан по неизвестной причине открывался и пропускал воздух в конденсатор. Но в конечном счете нам удалось привести машины в порядок и ночью под парами пересечь залив Кресуэлл. Простояв у машин целые сутки без перерыва, я обрадовался возможности прилечь и отдохнуть в постели.

26 августа. Читал отчет Янга о его весеннем санном походе. Он провел 78 дней в крайне тяжелых условиях. Протяженность береговой линии, снятой Янгом, составляет 450 миль, а мной и Хобсоном — 500 миль. Итак, сообща мы впервые нанесли на карту 950 миль!

29 августа. В этот воскресный вечер стоит восхитительная, тихая, теплая погода. Мы от души наслаждаемся ею в гавани Ливели, или Годхавн. В пятницу ночью, хотя и стояла кромешная темень, мы все же сумели отыскать вход в гавань и медленно вошли в нее под парами. Петерсен разбудил местных жителей и обратился к ним с просьбой передать предназначенные нам письма.

Как мы волновались, вскрывая первые письма, написанные нам более двух лет назад. Нам раздали их в три часа утра, когда мы еще были в постели. Собравшись за завтраком, мы, благодарение богу, уже могли поздравить друг друга с добрыми вестями от родных.

Из Гренландии мы все время шли под парусами без помощи машины, и все же «Фокс» покрыл остававшийся путь всего за 19 дней и 20 сентября вошел в Ла-Манш.

Привезенные нами на родину реликвии были переданы Объединенному военно-научному обществу, и теперь они стали национальным достоянием — самым простым и трогательным напоминанием о героических людях, погибших на стезе долга после того, как достигли великой цели своего плавания — открытия Северо-западного прохода[115].

В результате своей деятельности Мак-Клинтоку удалось в общих чертах восстановить трагедию экспедиции Франклина. Однако события последних ее дней по-прежнему оставались покрытыми мраком. Вот почему в последующие годы был сделан ряд попыток приподнять эту завесу.

В 1879 году лейтенант Фредерик Шватка совершил замечательный переход по суше на остров Кинг-Вильям через пролив Симпсон и нашел в новых местах остатки скелетов и вещи участников экспедиции Франклина. Шватка тоже слышал от эскимосов с Большой Рыбной реки, что 30–35 белых людей умерли на материке около мыса Ричардсон, а когда их впервые нашли местные жители, то вокруг скелетов было разбросано много бумаг. Первым белым, посетившим бухту Голода, Старвейшен-Ков, как это уединенное и мрачное место назвали позднее, был Кнуд Расмуссен. В 1923 г. ему удалось отыскать бухту и захоронить разбросанные кости. К тому времени, понятно, никаких следов документов не осталось.

В 1931 году на островах Тодд в восточной части пролива Симпсон была найдена еще одна груда скелетов. С тех пор остатки скелетов, несомненно принадлежавших участникам экспедиции Франклина, находили здесь и в других местах. Но и теперь найдены останки менее двух третей того числа людей, которые оставили корабли, чтобы попытаться спастись пешком.

Кости не умеют говорить, а тайника с документами так и не нашли, причем нет надежды его когда-либо отыскать. Единственной возможностью раскрыть тайну того, что произошло как с пропавшими без вести, так и с теми, смерть которых установлена, остается, как всегда, изучение преданий местных эскимосов.