отдавали ему на хранение золото и столовое серебро при условии, что они смогут забрать свои ценности в любой момент, когда пожелают. Взамен господин Олдерли давал им займы, к тому же начислял проценты, а иногда вкладывал средства в рискованные предприятия, чтобы получить со сделки дополнительную прибыль.

«Ах вот оно что, — подумал я. — Выходит, Олдерли извлекал выгоду из чужих денег. Подобный человек немногим лучше ростовщика. Странный способ зарабатывать себе на жизнь. Удивительно, что таким образом можно разбогатеть».

Леди Квинси будто прочла мои мысли:

— Однако он не был алчным ростовщиком из прежних времен — люди такого сорта заслуживают всеобщего осуждения. Господин Олдерли любил ссылаться на евангельскую притчу о талантах, в которой Иисус хвалит человека, который пустил вверенные ему деньги в рост, а не закопал их в землю, где они ржавели бы безо всякого проку. Супруг говорил мне, что от таких сделок выигрывают все — и вкладчик, и заимодавец, и заемщик, и даже сама Англия начиная с короля: чтобы страна процветала и государственная казна не пустела, деньги должны находиться в свободном, беспрепятственном хождении. Золото — источник жизненной силы народов. — Леди Квинси выдержала паузу. — Во всяком случае, так дело выглядело в теории.

Она замолчала, опустив взгляд на свой веер.

— Однако теорию не всегда удается воплотить на практике? — предположил я.

— Именно. — Леди Квинси подняла голову. — Мне казалось, что в логике господина Олдерли есть изъян, однако я всего лишь женщина и не смыслю в мужских делах. — Она снова взглянула на меня, и я готов был поклясться, что в ее глазах мелькнули лукавые искорки. Эта дама переменчива, словно ртуть, — уследить за ней невозможно. — Что, если средства захотят получить все сразу? Вкладчик пожелает забрать свое золото, заемщику потребуется больше денег, а инвестиции заимодавца окажутся невыгодными, и к тому же должники с ним не расплатятся. Все деньги исчезнут как не бывало, и банкир останется ни с чем. А если о его крахе узнают, положение усугубится, ведь он будет обязан возместить вкладчикам стоимость их ценностей.

— Значит, господин Олдерли не оставил ничего, кроме долгов?

Теперь насмешливое выражение исчезло с ее лица. Я вспомнил о другом банкроте, Сэмюеле Уизердине — человеке, покалеченном на государственной службе и лишенном положенного вознаграждения. Кто из этих двоих порядочнее, очевидно.

— Ситуация еще хуже, — произнесла леди Квинси так медленно, будто каждое слово давалось ей с огромным трудом. — Незадолго перед гибелью… чтобы привести дела в порядок… мой муж поддался соблазну и… воспользовался деньгами, распоряжаться которыми не имел права.

Строго говоря, господин Олдерли регулярно пользовался деньгами, распоряжаться которыми не имел права. Его богатство всего лишь мыльный пузырь.

— Да, — согласился я. — Господин Олдерли продал Колдридж — поместье своей племянницы — и присвоил вырученные деньги.

Леди Квинси хватило такта, чтобы изобразить смущение.

— Если честно, после моего супруга ничего не осталось. Более того. Даже забрав все его имущество до последнего пенни, кредиторы не вернут и половины того, что им причитается. Мою долю наследства вдовы, доставшуюся мне после смерти первого мужа, они не тронут и этот дом тоже, однако я обладаю пожизненным правом распоряжаться своим имуществом, а после моей смерти оно должно перейти к наследникам сэра Уильяма, моего первого супруга. Единственные, кому оказалась выгодна гибель господина Олдерли, — некоторые из его должников. Те, кто брал деньги без залога, потому что мой покойный супруг верил им на слово.

Я вспомнил, что сказал господин Чиффинч, узнав от меня о гибели Олдерли: «Что ж, я всегда говорю: не было бы счастья, да несчастье помогло».

— Мадам, а не был ли господин Чиффинч одним из таких должников?

Я не имел права задавать подобные вопросы. Леди Квинси молчала. В комнате воцарилась тишина, и я отчетливо услышал, как рядом скрипнула половица. Я ужасно разозлился на себя. Похоже, Чиффинч опять прячется за ширмой и слышит каждое мое слово. Теперь моя карьера в Уайтхолле закончится, не начавшись.

Я поспешил сменить тему на более безопасную:

— А Эдвард Олдерли? Он тоже остался без единого пенни?

Леди Квинси покачала головой:

— Перед гибелью господин Олдерли передал сыну право собственности на некоторые свои владения, включая Барнабас-плейс. Поэтому кредиторам они тоже не достанутся. Но Эдвард не питает теплых чувств к своей кузине. Боюсь, он и слышать не захочет ни о каких притязаниях с ее стороны. Эдвард полагает, что Кэтрин нет в живых или она бежала за границу к друзьям отца.

— Не понимаю, зачем вы мне все это рассказываете, мадам.

Тут леди Квинси вспылила:

— Я была лучшего мнения о ваших умственных способностях, господин Марвуд. Мой долг — заботиться о племяннице, однако я не исполняла его надлежащим образом, когда она жила под моей крышей. Если возможно, я желаю хотя бы отчасти искупить свою вину. Помочь Кэтрин. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Чем вы собираетесь ей помочь?

— Дать ей немного денег, если она примет их от меня. Взять ее к себе я не могу. Кэтрин дочь цареубийцы. И это даже не единственное преступление ее отца. К тому же не будем забывать об убийстве сэра Дензила. Эдвард выдвигал некие голословные обвинения. Пока только в личной беседе, но, если Кэтрин снова начнет выходить в свет или потребует свою долю наследства, дело примет иной оборот. Тогда я не смогу ее защитить.

— Мастифы, — произнес я.

— Да. — Леди Квинси повторила их имена, будто заклинание: — Гром, Лев, Жадина и Голозадый. Особенно Голозадый: когда напали на сэра Дензила, пес стоял в стороне и даже не попытался остановить убийцу.

— У кузена госпожи Ловетт нет доказательств, мадам.

— Думаете? Если понадобится, Эдвард без колебаний даст ложные показания. Он говорит, что нашел служанку, которая поклянется, что видела в комнате моей племянницы серый плащ за день до того, как Кэтрин сбежала из Барнабас-плейс. А потом этот плащ обнаружили на Примроуз-хилле. Возможно, Эдвард лжет, однако это опасная ложь. Едва ли присяжные будут снисходительны к дочери цареубийцы.

Набрав полную грудь воздуха, я бросился в омут с головой:

— Говорят, сам король и его брат одалживали у господина Олдерли крупные суммы денег.

Леди Квинси вскинула брови:

— Вот как? Впрочем, ни меня, ни вас это не касается. Полагаю, наши с вами деловые отношения можно считать оконченными. Слышала, вас щедро вознаградили за труды. Но помните: король способен и облагодетельствовать, и отнять все.

Я встал:

— Изменника хуже, чем господин Олдерли, нет. Король не