Ночью страшный толчок свалил ее с полки на чью-то спину. Кошмар это или явь?.. Поезд стал. Свет погас, в темноте раздавались вопли, стоны. Лесникова поняла, что произошло крушение.

Кто-то чиркнул спичкой. В том месте, где только что, на свернутой шубе, лежала ее голова, Ольга успела заметить просунувшуюся из соседнего купе длинную железную трубу отопления, но забыла о ней тотчас, как потухла спичка. Она чувствовала себя довольно спокойно, даже апатично. Вспомнила про тяжелый сундук и невольно взглянула вверх, позабыв, что вчера его оттуда сняли.

Ей пришлось повозиться в темноте, чтобы найти разлетевшиеся по вагону вещи, шубу. Через окна с выбитыми стеклами хлынул морозный воздух. Стало светло, — снаружи пылал огонь пожара. Перепуганные пассажиры с криками пробирались к выходу.

Вышла из вагона и Ольга, на тридцатиградусный мороз. Стонали раненые, женщины истерически плакали. Пламя горящих вагонов неровными вспышками озаряло пологие снежные бугры вокруг и картину полного хаоса возле разбитого поезда.

Первое, что остановило на себе Олин взгляд, были босые мужские ноги. Пожилой пассажир, в нижнем белье, топтался на снегу, не зная, что делать.

— Ноги отморозите! — крикнула ему Ольга. — Садитесь на ступеньку вагона, я вам их ототру!

Полураздетый повиновался. Ольга накинула ему на плечи свою шубу и, преодолев брезгливость, стала растирать снегом грязные мужские ноги, покуда их пальцы не покраснели, после чего прогнала пассажира в вагон и оделась в шубу.

Трое красноармейцев несли куда-то на шинели стонавшего человека. «Надо что-то сделать», — подумала Оля и пошла вдоль состава, крича:

— Доктор! Доктор!.. Товарищи, кто из вас врач?

Откликнулся седой старичок в шубе. Ольга назвалась медицинской сестрой и предложила ему оборудовать в одном из вагонов лазарет.

— Нужны хотя бы бинты, йод, где они? — возразил врач.

Первым делом нужен был свободный вагон. Группа военных закидывала огонь снегом. Лесникова обратилась к ним, и несколько красноармейцев пошли с ней. Из вагона с уцелевшими стеклами они перевели пассажиров в другие; у кондукторов под расписку «медсестры О. Лесниковой» конфисковали вагонное белье; двое красноармейцев стали рвать простыни на узкие полосы для бинтов, двое побежали к разбитым вагонам наломать дощечек для повязок на поломы костей.

В поездном буфете Лесникова забрала бутылки коньяку и вин для оттирания обмерзших. В поездной аптечке — увы! — оказался всего лишь один флакончик йода. Его едва достало на первого раненого с разбитою головой…

В ведре над костром красноармейцы оттаивали снег для промывания ран.

Ольге пригодился фронтовой опыт. Врач и медсестра оказали первую помощь десяткам раненых, которых приносили в вагон-лазарет красноармейцы. Не всех удавалось спасти. Накануне, при посадке в Еланске, Ольга приметила через вагонное окно юношу, которого провожала, нежно с ним прощаясь, молодая девушка. Теперь он корчился на скамье от нечеловеческой боли в сломанном позвоночнике и через силу спрашивал у «сестрицы», будет ли жить. Надо было спокойно смотреть в его полные последней надежды глаза и, улыбаясь, отвечать, зная, что он умрет:

— Конечно, будете!..

Кто понимал, что ему не выжить, не переставал заботиться о самых мелких делах. Женщина с разбитой грудью, еле шевеля губами, умоляла «сестрицу» вынуть у нее из корсажа золотые часики, отослать мужу. Олина рука нащупала под кофточкой щепотку стеклянного и металлического лома, все, что оставил от часиков удар, сломавший грудную клетку.

3

Часа через два прибыл паровоз с медикаментами и врачами. Утром раненых разместили по двум вагонам и отправили — одних на Еланск, других на Москву.

Ольга поехала с москвичами. На ближайшей станции она сдавала тяжелораненых в местную больницу. На платформе налетел на нее кто-то из начальствующих лиц:

— Сестра! Что за безобразие! Почему у вас в поезде не оказалось медикаментов?

— Что вы на меня кричите? — оборвала его Ольга, и от долго сдерживаемого напряжения нервов у нее хлынули слезы. — Вы хоть служите на железной дороге, а я — простая пассажирка…

Легкораненых Ольга везла до Москвы. Они благодарили «сестрицу», записывали ее московский телефон. А Лесникова лишь теперь, валясь с ног от усталости, почувствовала, что вся разбита. Всю ее ломило от ушибов, которых она не ощутила сгоряча. Она вспомнила трубу отопления и ужаснулась: ведь это была труба из соседнего вагона! Она проткнула их вагон; пройди она вершком выше — у Ольги не осталось бы головы. Шуба, на которой она прикорнула, спасла ее. Вот и следы удара на шубе, клочья вырванного сукна и беличьего меха.

Ольгой овладел приступ запоздалого страха. Случайное спасение представилось таким необыкновенным чудом, что в него трудно верилось.

…По дороге в Москву одна из женщин громко рассказывала всем, как ей удалось уцелеть в хвостовом вагоне, на который налетел паровоз товарного поезда. Она вышла ночью в уборную, где и настиг ее страшный толчок. Очнувшись в темноте, она нащупала и кое-как отворила перекошенную дверь уборной и, разглядев картину, открывшуюся ее глазам в свете начинавшегося пожара, снова потеряла сознание: прямо перед ней, в бывшем коридоре вагона, стоял паровоз, словно налезая грудью, на которой висели куски человеческих тел. Он пробил и расплющил целый пассажирский вагон.

Эта и другие страшные картины, смерти раненых — все разом представилось Ольге, как только завершились ее обязанности медицинской сестры, и она, закрыв глаза, бессильно опустилась на вагонную скамью, живая, но все еще не веря в спасение.

Ее внезапно поразила горькая мысль. А так ли уж дорога ей жизнь, если Костя ее не любит?..

…Увидев наконец на платформе Олю, с белой повязкой на рукаве шубы, Костя бросился ей навстречу. Он целовал ее так, что они оба расплакались от счастья. Но он ее слишком крепко обнял, она вскрикнула от боли, испугав его.

Дома Ольге пришлось слечь в постель, а на другой день врачи перевезли ее в больницу. Сильный ушиб в боку грозил осложнениями.

Пересветов позвонил в ЦК, что не может сейчас ехать, просил отсрочки на две недели, пока не выйдет из больницы жена. На следующий день его разыскали из канцелярии института и передали, что его просят позвонить в ЦК. Он позвонил и услышал, что сейчас с ним будет говорить Сталин.

Сталин спросил его о причинах промедления с выездом. Костя обязательно хотел упомянуть о помощи раненым, какую Оля сумела организовать. «Пусть в ЦК знают об этом», — с гордостью за нее думал он. Но Сталин, едва выслушав его первые слова, что жена пострадала в крушении, прервал его и с неожиданной, непонятной для него резкостью пренебрежительно сказал:

— Так это вы за жену дрожите? Выезжайте сейчас же! Ничего ей не сделается, в больнице врачи присмотрят.

— Что?.. — дрогнувшим голосом