Нет-нет, я люблю его, люблю! Я просто должна его любить, потому что если не люблю, тогда для чего все это?

И все-таки… Между нами встала стена, и теперь мы живем вместе, но по отдельности. Я ложусь спать раньше Майкла, а когда просыпаюсь по утрам и вижу, что его нет в постели, радуюсь этому. На большую часть дня он запирается в кабинете и выходит только поесть или прогуляться ненадолго. Чем же он там занимается?

Я задаю себе этот вопрос, потому что совершенно уверена: он не пишет книгу.

Сегодня утром, после ланча, я ввела несколько строчек из его книги в поисковую строку Google.

Когда я смотрю в зеленые глаза на ее кошачьем лице, слова и миры мечутся внутри меня.

Я закрыла глаза, пока поисковик еле слышно жужжал, и молилась: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть я ошибусь!» Но я не ошиблась. Вот, пожалуйста, на второй странице найденных результатов: лесбийский любовный рассказ студентки-искусствоведа по имени Четна Чизолм, опубликованный в антологии под названием «Экспериментальная беллетристика для влюбленных». Майкл попросту кое-что изменил по мелочи, тут – имя, там – глагол, чтобы звучало более по-мужски, крепче. Но рассказ однозначно один и тот же.

Какая я дура. Я это прекрасно понимаю, но все же мне так хочется сомневаться. «Он не хотел показывать тебе свои черновики. Говорил, что не любит показывать незаконченные произведения. Но может быть, ты до него докопалась, и он решил показать тебе хоть что-то, чтобы ты отстала. Может быть (какая я оптимистка!), то, что он пишет на самом деле, намного лучше?» И тут я вспоминаю другой отрывок, который он приписывал себе, – строчки из стихотворения, которое он мне читал в постели в первый день после свадьбы.

«Мы всегда будем вдвоем, всегда только ты и я, единственные на земле, чтобы жизнь началась сначала»[118].

Эти строчки нашлись намного проще. Стихотворение «Siempre» – «Всегда». На самом деле стихотворение это оказалось весьма известным. Я его, наверное, читала в старших классах школы или в колледже. А сразу не вспомнила. Ну, дура. Во время ужина, когда мы с Майклом едим стейк с жареной картошкой, я спрашиваю, как продвигается работа над книгой. – О, просто отлично, – отвечает он, энергично сыпля соль на мясо. – Просто семимильными шагами двигаюсь.

– Как думаешь, когда ты ее закончишь?

– Ну… на это могут уйти годы. Вдохновение невозможно подтолкнуть. Сэлинджер писал «Над пропастью во ржи» шесть лет. Нет, я не сравниваю себя с Сэлинджером. Я не он. А вообще, кто знает – вдруг да?

Майкл смеется и засовывает в рот кусочек стейка. Волосы он связал на затылке в конский хвост, и стали заметны залысины на висках.

Я гоняю мясо по тарелке и смотрю, как жир застывает маленькими стекловидными капельками.

– А знаешь… я тут вспоминала те стихи, которые ты мне читал на следующий день после свадьбы. «Мы всегда будем вдвоем, всегда только ты и я, единственные на земле, чтобы жизнь началась сначала».

Майкл довольно улыбается:

– Отличные строчки. Их наверняка написал гений.

– Неруда, верно? Это написал Неруда, а не ты?

Глаза Майкла вспыхивают, он меняется в лице и словно бы принимается перебирать умственный каталог в поисках нужной карточки.

– Неруда? Ну нет, – произносит он. – Я же говорил тебе: это я написал. А Неруда мне никогда особо не нравился.

– Я спрашиваю, потому что эти стихи я, кажется, читала, когда училась в университете.

Майкл жует кусок стейка, и по его подбородку течет жир. Он прижимает к губам салфетку и говорит через нее:

– Думаю, ты что-то перепутала.

– Эти стихи сочинил не ты, но в этом нет ничего ужасного. Просто скажи мне правду.

Майкл кладет на стол салфетку и пронзительно смотрит на меня светло-голубыми глазами. Просто-таки сверлит взглядом. Как я могла считать его глаза чистыми и распахнутыми? Сейчас они стена, прячущая все то, что происходит у моего мужа в голове.

– Детка, в чем дело? – спрашивает он тихо и ласково, словно я – робкий зверек, которого он не хочет напугать. – Неприятно об этом говорить, но… ты начинаешь беспокоить меня этими дикими, параноидальными выходками. Сначала Нина, потом подозрения с машиной, а теперь еще это. Ты не думаешь, что тебе нужна… помощь? Не стоит позвонить психиатру?

– Психиатру?

– Ну… – произносит Майкл на манер ковбоя, усмиряющего лошадь. – У вас же в семье это имеет место. У твоего брата шизофрения. И твоя мать была психически больна, верно? Просто подумай об этом. Стоит подумать.

Я смотрю на него и не могу решить, то ли плакать, то ли смеяться. Потому что… откуда мне знать? А вдруг у меня и правда паранойя – симптом той самой психической болезни, которая сразила половину моей семьи? Как мне понять, не схожу ли я с ума?

– Нет, – решительно отвечаю я. – Со мной все в порядке.

* * *

Я ухожу в ванную комнату при своей спальне и закрываю за собой дверь. Я звоню в полицейский участок в Тахо-Сити. Дежурный соединяет меня с детективом, который, судя по голосу, ужасно устал. Он спрашивает, какие у меня проблемы.

– Мне кажется, что мой муж – жулик, – говорю я.

Детектив смеется:

– Я знаю много женщин, которые так говорят про своих мужей. Поточнее можно?

– Я думаю, что он не тот, за кого себя выдает. Он сказал, что он – писатель, но оказывается, он – плагиатор. А еще он подарил мне кольцо и сказал, что это наследство, семейная реликвия, а на самом деле оно – подделка. – Мне кажется, что я слышу на лестнице шаги, поэтому я перехожу на шепот: – Он лжет. Обо всем. Я так думаю.

– У него есть какие-то документы?

Я задумываюсь. Я не держала в руках водительское удостоверение Майкла, но оно у него должно было быть, когда мы женились, верно? А в нашем свидетельстве о браке, которое мы получили поздней ночью в Рино у какого-то окружного чиновника, в нем же четко написано – Майкл О’Брайен. Я мысленно возвращаюсь в ту ночь, перебираю воспоминания, оставшиеся после того, как развеялся туман, порожденный текилой… Да, я помню: он протягивал чиновнику свое водительское удостоверение и мое.

– Да, – отвечаю я. – Но ведь водительское удостоверение может быть фальшивым, правда?

Я понимаю, как все это звучит для детектива. И когда он снова начинает говорить, его голос звучит громче и увереннее – он словно бы обращается к кому-то, кто находится в его кабинете. И у меня сердце уходит в пятки.

– Послушайте, вы про развод не думали?

– А вы не могли бы провести расследование? Не могли бы потом сказать мне, права я или нет? Разве полиция не для этого существует?