Одобрила ли мама этот январско-майский роман? Звонили ли колокола на свадьбе Гаррисона Шеперда? Пока нет, отвечает работник аэропорта Джек Кертис, проверявший паспорта парочки по возвращении в аэропорт Ашвилл-Хендерсонвилл. Мистер Статный Брюнет крепко держится за свою робкую фиалку Вайолет, однако на 26 января в регистрационных книгах она значилась как «вдова». А что же наш красавчик? Кертис отвечает: «По-прежнему холост».

6 ФЕВРАЛЯ

Когда она вошла с полными руками почты и газет и сложила всю кипу бумаг на стол, я первым делом эгоистично подумал: «Боже, опять беспорядок». Все возвращается на крути своя. Я-то надеялся, что после нашего возвращения миссис Браун возьмет несколько выходных, и страстно мечтал побыть один, в тишине и покое. Ходить до ужина в пижаме, не поднимать занавесок, размышляя над историей злоключений вождя племени ица. В хорошем романе должна быть катастрофа.

Миссис Браун заговорила с порога, не расстегнув пальто; она явно была не в духе. Не в ее привычках заполнять молчание сплетнями о том, что случилось в пансионе миссис Битл, пока мы были в отъезде. Наконец сообщила, что на Рождество умер мистер Джадд.

Так вот в чем дело, подумал я и выразил соболезнования.

— Значит, пришел его срок. Даже Мэриан Битл с этим согласна, а уж она-то не склонна к философии. Сказала, что сразу же приехал его сын и обо всем позаботился, так что она спокойно готовилась к Рождеству. Ее поразило другое. Не успели старика похоронить, как девять человек, прочитав некролог в газете, пришли узнать, не сдается ли комната. У некоторых даже есть семьи, представляете? И они готовы ютиться в одной комнате с женой и детьми! Нигде нет жилья. Это все военные браки и дети, которых, похоже, никто не ожидал. Миссис Битл рассказала, что какой-то делец купил картофельное поле за городом и собирается построить там двести домов. Только дома и ни единого магазина. Видимо, придется им ездить за продуктами в город. И все дома одинаковые, разве что немного отличаются по цвету, а проект один и тот же. Ряд одинаковых домов вдоль всей улицы.

— Ничего себе. Прямо как в Москве. Кому захочется жить в таком месте?

— В том-то все и дело. Планируется построить двести домов. А в очереди на покупку уже семьсот семей.

С этими словами она села за стол, всхлипнула и заплакала. Такого никогда не было. После той беседы с агентом ФБР миссис Браун стало дурно, она положила голову на стол, но и только. Сейчас же ее плечи тряслись от рыданий. Она плакала в голос.

— Неужели все настолько плохо? — проговорил я, точно актер в пьесе. Двое нелепых людей в одной комнате, и я не знаком ни с одним из них. Я по-прежнему полагал, будто миссис Браун переживает из-за нехватки жилья.

Первую статью она прочла несколько дней назад, но не позвонила, чтобы сразу меня не расстраивать. А может, не знала, что сказать. Вся тяжесть сплетен о нашем якобы романе легла на ее плечи. Шушуканье и косые взгляды в библиотеке и на рынке. Ее частенько узнают.

До конца я не дочитал. От такого вздора у меня опустились руки; я почувствовал, будто заплутал в неведомых краях убитой правды. Лев бы подошел к делу по-научному: проследил бы всю цепочку кривотолков, выяснил, какими извилистыми путями шли домыслы и с чего все началось. Вероятно, с «Недели из жизни звезд» или «Эха», хотя история просочилась и в солидные газеты, и, уж конечно, в «Рупор». Всегда кто-то начинает первым; один ревун будит всю стаю. Новость передают из уст в уста, и каждый норовит приукрасить, причем не от избытка фантазии, а от банальной лени и нежелания проверить факты. Если репортеры кому и звонили, то лишь для того, чтобы получить опровержение. Не добившись его, приняли слухи за чистую монету и кое-что добавили от себя, чтобы было под чем подписаться. В одной статье сказано, что леди «застенчива», в другой «болезненно застенчива», а в третьей уже «с печальным прошлым». Я же, очевидно, теперь воюю со своей «старомодной мексиканской семьей» за право выбирать спутницу жизни.

Отправившись варить кофе, я заметил, что у меня трясутся руки. Мне не раз снилось, будто меня подстрелили; я смотрю, как кровь течет из раны, и не могу понять, то ли мне больно, то ли нет.

Я поставил чашку кофе возле локтя миссис Браун, но не смог заставить себя усесться напротив, как муж и жена за обедом. Хотя в Мексике и у миссис Битл нам не раз случалось делить стол, когда я был обычным поваром, а она — профессиональной секретаршей. С тех пор много воды утекло. Я стоял.

Спустя некоторое время миссис Браун выпрямилась и удивленно посмотрела на чашку, как будто кофе принесли феи. Тут у меня по спине пробежал холодок: я наконец догадался, к чему она говорила про миссис Битл и нехватку жилья.

— Она собирается вас выгнать из-за этого?

— Пока что подняла плату. Сказала, что вынуждена это сделать, если я намерена остаться у нее. Из-за публичности.

— Какая мерзость. Вы в трудном положении, а она этим пользуется. Хотите, я ей позвоню?

— И как это будет выглядеть, мистер Шеперд? Все подумают, что вы меня защищаете.

— Не знаю.

— Я заплачу сколько она просит. Миссис Битл прекрасно известно, что сейчас мне другой комнаты в городе не найти.

— Неужели у нас так мало жилья?

Ну разумеется, если об этом пишут во всех газетах. До меня просто не доходило, что это касается и нашего города.

— Мистер Шеперд, сейчас такое время, что люди читают некрологи и заметки об убийствах, чтобы узнать, не освободился ли где угол. Но комната достается либо полиции, либо семьям владельцев похоронных бюро. Остальным же хоть в гроб ложись.

— Господи, миссис Браун! Это на вас не похоже.

Меня мучило чувство вины, что сам я живу в отдельном доме; незаслуженное сокровище для одиночки, который легко обошелся бы комнаткой размером с гроб — и частенько обходился.

— Ладно, в конце концов, за все годы, что я прожила в пансионе, миссис Битл впервые подняла оплату, — вздохнула миссис Браун. — Новый постоялец платит в два раза больше. Мне еще повезло.

— Я прибавлю вам жалованье, чтобы возместить убытки.

— Не надо.

— Нет, надо. И если вдруг вы найдете другое подходящее жилье, дайте мне знать, сколько это будет стоить.

Она ушла в ванную и включила воду, вероятно, чтобы умыться. Вернувшись, вынула нож для конвертов из ящика, где его держит, точно героиня пьесы, достающая из секретера револьвер. Но вместо того, чтобы пристрелить негодяя, миссис Браун уселась за стол и принялась раскладывать письма по разным стопкам. Не поднимая на меня глаз.

— Послушайте, я поговорю с журналистами или напишу им письмо. Объясню, что между нами ничего нет. Я сделаю все что хотите, чтобы защитить ваше доброе имя.

— Я никто и звать меня никак, какое мне дело до худой славы. Вы о своей репутации позаботьтесь.

— Значит, ничего не поделаешь. Все как всегда, и нам следовало это предвидеть. Я должен был трижды подумать, прежде чем приглашать вас поехать со мной.