На это совещание мы с Петей идем вместе, и он мне по дороге вдруг, улыбаясь, сообщает:

— Валька-то жениться вроде собрался. Ты ничего не слыхал?

— Ну да? — удивляюсь я.

— Усиленно больно ухаживает за одной девчонкой. Я ее, между прочим, видел.

— И как, понравилась?

— Мне жены и девушки моих друзей никогда не нравятся, — решительно объявляет Петя. — Это уже такая психология. Ну, прямо как отрезает, представляешь?

— Да я не в том смысле, а вообще.

— Ах, вообще. Тогда, конечно, ничего, вполне симпатичная. Только очень уж маленькая. Под стать Вальке, словом. Зовут Нина. Бухгалтер в ресторане.

— Все уже узнал.

— А как же? — смеется Петя. — Служба такая.

— Значит, Валька женится, а за ним и ты?

Петя настораживается.

— Откуда ты взял?

— А ты недавно тоже с одной девчонкой подружился. Зовут Лена. Профессия медсестра, в госпитале работает.

— Вот черти, — добродушно усмехается Петя. — Ничего не скроешь.

— Служба такая, — повторяю я Петины слова. — Знаем даже, что по комплекции она под стать тебе.

— Точно, — довольно кивает Петя. — Местами даже пошире. Я только думаю, что будет, если она когда-нибудь драться начнет.

— Есть такие симптомы?

Но Петя ответить не успевает. У дверей кабинета Кузьмича мы сталкиваемся с Эдиком, тут же подходит Виктор Анатольевич, и мы все вместе заходим в кабинет. Валя Денисов и Углов уже там. Углов о чем-то беседует с Кузьмичом, оба посмеиваются и, видимо, настроены благодушно.

Начинается совещание.

Первым докладываю я о своем разговоре с Купрейчиком, внезапном появлении Барсикова, о его шальном выстреле и обо всем прочем. Особенно всех заинтересовывает наш с ним поздний разговор, не его угрозы, конечно, а его вольные и невольные признания.

— И все-таки, — заключаю я, — мне так и неясна роль самого Барсикова в этой преступной цепочке, а следовательно, и мотив убийства Семанского. Барсиков сказал, что убрал конкурента. Во время их спора во дворе, который слышал Гаврилов, Семанский якобы сказал Барсикову про Купрейчика: «Он с тобой работать не будет». Но что это значит, что это за работа? Ведь ни в получении пряжи фабрикой, ни в отправке ее Шпринцу Барсиков участия не принимал. Выходит, он вообще лишнее звено, ему нет места в цепочке.

— Не совсем так, — качает головой Эдик. — Даже совсем не так!

— Ну, поясните-ка нам пока один этот вопрос, о роли Барсикова, — обращается к нему Кузьмич. — А потом уже обо всем остальном.

— Пожалуйста, — охотно откликается Эдик. — Все объясняет записная книжка этого Барсикова. Я ее просмотрел. Даже уже изучать начал. Там среди телефонов разных лиц, которых еще придется проверять, есть очень странные номера, на первый взгляд, конечно. Вот, кстати, эта самая книжица, — Эдик вынимает из папки весьма потрепанную, в черной клеенчатой обложке записную книжечку с лесенкой алфавита сбоку и показывает нам. — Вот обратите внимание на такие, к примеру, телефоны, — он начал листать. — Вот, скажем, Купрейчик. Рядом записан такой номер телефона: девятьсот одиннадцать, восемь, девять, семь. Но такого номера, из шести цифр, в Москве вообще не существует. Кроме того, дома у Купрейчика и на работе совсем другие номера телефонов, не то что Барсиков какую-то цифру пропустил, скажем.

— Почему вы первые три цифры произносите, как девятьсот одиннадцать? — спрашивает внимательно слушавший Кузьмич. — А следующие называете все по отдельности?

— Виноват, — поспешно откликается Эдик. — Первые три цифры я прочел неверно. Их надо прочесть так: девять, одиннадцать. Между ними точка стоит. И после каждой следующей цифры — тоже точка. И пока что я обнаружил еще пять фамилий с такими же странными номерами телефонов. Вернее, уже пять, я дошел только до «м».

— Шифр, — спокойно замечает Углов.

— Так точно, — подхватывает Эдик. — Шифр. Но тут есть два интересных момента. Первый. Цифры этих, условно говоря, номеров написаны в разное время. Представляете? Это видно невооруженным глазом. И второе. Что касается Купрейчика, то цифры эти совпадают с количеством тонн пряжи, отправленной им в разное время Шпринцу. И вот очень интересно будет проверить, а сколько же этой самой пряжи Шпринц всего получил? Уверен, что больше, чем Купрейчик ему отправил. Намного больше он получил.

— Думаешь, еще кто-то отправлял? — с интересом спрашиваю я. — Те пятеро, например, да?

— Вот именно, — кивает Эдик. — По крайней мере, те пятеро. А то и больше еще наберется. Вот вам, скорей всего, и роль Барсикова.

— Бухгалтер? — смеется Петя.

— Бери выше, — Эдик важно поднимает палец. — Он ищет и находит предприятия, где имеются дефицитные неликвиды, в частности, допустим, пряжа. И вступает там в контакт с нужными людьми. Ведь эти самые неликвиды — готовые, так сказать, живые и, на первый взгляд, совсем безопасные деньги, огромные к тому же деньги. А заместителю начальника Разноснабсбыта нужна информация, докладная о наличии на таком-то предприятии дефицитных неликвидов, чтобы дать указание отправить их для продажи в магазин Шпринцу. И вот Купрейчик, видимо, был самым крупным поставщиком этой пряжи и самым поэтому выгодным. Цифры у остальных пяти значительно меньше. Вот какова роль Барсикова в этой цепочке, — обращается Эдик к Кузьмичу.

— Ну давай уж дальше, все свои соображения по делу, — предлагает Углов.

— Это же у тебя не все.

— Минуточку, — вмешивается Кузьмич. — Кончим уже сперва наши вопросы, чтобы потом не возвращаться. У тебя все? — обращается он ко мне.

— Не совсем, — отвечаю я. — Хотя роль Барсикова и проясняется. Можно даже теперь предположить, вернее, нащупать и мотив убийства. Барсиков решил прибрать Купрейчика к своим рукам. Драка из-за «золотой курочки», как выразился Шпринц. Но остается еще один неясный вопрос, по нашей линии. Помните, Федор Кузьмич, Муза Леснова передала нам интересный разговор. Вернее, не сам разговор, а его схему, что ли. Между Лехой и ее возлюбленным, Чумой.

— Вы, Виталий, все-таки по-человечески их называйте, — замечает Виктор Анатольевич. — Без этих дурацких кличек, пожалуйста.

— Извините, — поправляюсь я. — Хотел сказать — Совко. Так вот, из того разговора становится ясно, что Леху, то есть Красикова, и Совко послал в Москву из Южноморска к Барсикову, а вернее, в распоряжение Барсикова этот самый Гелий Станиславович Ермаков, директор магазина готового платья. Я о нем уже докладывал. Послал он эту пару, видимо, с каким-то заданием. Барсиков на эту тему говорить со мной отказался. Но Ермаков этот, очевидно, может оказаться соучастником убийства. Так ведь?

— Вполне может, — соглашается Эдик. — У тебя все? Тогда разрешите мне доложить соображения по делу?

Кузьмич, как хозяин кабинета, невольно оказывается в роли председательствующего.